Пантелеев и Японец переглянулись и вздохнули.

– А деньги? – спросил Японец.

Дзе на мгновение задумался. Потом вывернул почему-то один правый карман и ответил:

– И деньги тоже украли.

Пантелеев и Японец взяли горбушку хлеба и вышли из класса.

– Ну и сволочи же, – вздохнул Японец.

– Д-да, – поддакнул Пантелеев.

Растратчик Джапаридзе тем временем давал взятку изобретательному Янкелю, или, проще, делился с ним растраченным капиталом – хлебом, сахаром и лимонами.

Так кончилась первая лотерея-аллегри.

Но пример нашел отклик…

Скоро Купец в компании с Цыганом и Воробьем устроили такую же лотерею. Лотерея прошла слабо, но все же дала прибыль. Это послужило поводом к развитию игорного промысла в четвертом отделении.

Новичок Ельховский – Саша Пыльников – придумал новую игру – рулетку, или «колесо фортуны». Пантелеев, имевший по прошлому знакомство с марафетными играми, научил товарищей играть в «кручу-верчу» и в «наперсточек». Четвертое отделение превратилось в настоящий игорный притон. Дошло до того, что не стало хватать игроков, все сделались владельцами «игорных домов». Сидит каждый у своей игры и ждет «клиентов». Наскучит – подойдет к соседу, сыгранет и зовет его к себе… За старшими потянулись и младшие. Игры стали устраивать и в младших отделениях…

Но скоро лотерейная горячка в Шкиде прошла. Потянуло к более разумному времяпрепровождению.

О комсомоле. – «Даешь политграмоту». – Человек в крагах. – Богородица. – Конституция 1871 года. – В клубах табачных. – Настоящий политграмщик.

Часто улигане спрашивали президента своей республики Викниксора:

– Виктор Николаевич, почему у нас в школе нельзя организовать комсомол? Объясните…

Президент хмурил брови и отвечал, растягивая слова:

– Очень просто… Наша школа дефективная, почти что с тюремным режимом, а в тюрьмах и дефективных детдомах ячейки комсомола организовывать не разрешается…

– Так мы же не бузим!

– Все равно… Пока полного исправления не достигнете, нельзя. Выйдете из школы, равноправными гражданами станете – можете и в комсомол, и в партию записываться.

Вздыхали граждане дефективной республики Шкид и мечтали о днях, когда станут равноправными гражданами другой республики – большой Республики Советов.

А пока занимались политическим самообразованием. Читали Энгельса и Каутского , Ленина и Адама Смита . Некоторое время все шло тихо.

Но вот однажды поднялась буря, Шкида выкинула лозунг: «Даешь политграмоту!».

Послали к Викниксору делегацию.

– Хотим политграмоту как предмет преподавания наряду с прочими – историей, географией и геометрией.

Викниксор почесал бровь и спросил:

– Очень хотите?

– Очень, Виктор Николаевич… И думаем, что это возможно.

– Возможно, да не просто, – сказал он.

– Вы уж нажмите там, где требуется…

– Хорошо, – пообещал Викниксор, – нажму, подумаю и постараюсь устроить.

Тянулись дни, серые школьные будни. Осень лизала стекла окон дождевыми каплями, и вечерами в трубах печей ветер пел дикие и унылые песни…

В эти дни уставшие от лета и бузы шкидцы искали покоя в учебе, в долгих часах классных уроков и в книгах, толстых и тонких, что выдавала Марья Федоровна – библиотекарша – по вторникам и четвергам.

А политграмота, обещанная Викниксором и не забытая шкидцами, знать о себе ничего не давала; молчал Викниксор, и не знали ребята, хлопочет он или нет.

Но однажды пришла политграмота. Она пришла в образе серого заикающегося человечка. У человечка была бритая узкая голова, френчик синий с висящими нитками вместо пуговиц и на ногах желтые потрескавшиеся краги.

Человек вошел к улиганам в класс и сказал, заикаясь:

– Б-буду у вас читать п-политграмоту.

Дружным «ура» и ладошными всплесками встретила человечка в крагах Улигания. Долгожданная политграмота явилась.

Человечек назвался:

– Виссарион Венедиктович Богородицын.

Это рассмешило.

– Политграмота – и вдруг Богородицын!

– Богородица…

Стал человек в крагах Богородицей с первого же урока в Шкиде.

Начал урок с расспросов:

– Что знаете?

Большинство молчало. Японец же, встав, сказал, шмыгнув носом:

– Порядочно.

– Что есть Ресефесере?

– Российская Социальная федеративная республика! – крикнул Воробей.

– Правда, молодец, – похвалил, заикаясь, лектор.

Ребята засмеялись.

– А что есть Совет?

– Власть коммунистическая.

– Правда, – опять сказал халдей.

А Японец, уже переглянувшись с Кобчиком, шептал:

– Липа… Лектор хреновый!

Потом обратился к Богородице:

– Можно вам вопросы задавать? Такая система лучше, я думаю, будет.

– Правда. Задавайте.

Японец, подумав, спросил:

– Когда принята наша конституция?

Сжались брови на узком лбу Богородицы, задумался он… Сразу же поняли все, что и в самом деле «липа» он, случайно попал в Шкиду и политграмоты сам не знает.

– Конституция? – переспросил он. – А разве вы сами не знаете?

– Знали бы, так не спрашивали.

– Конституция принята в тысяча восемьсот семьдесят первом году в Стокгольме.

Прыснул Японец, прыснули за ним и многие другие.

– А когда Пятый съезд Советов был?

– Ну, уж это-то вы должны знать.

– Не знаем.

– В девятнадцатом году.

– А не в восемнадцатом?

Покраснел Богородица-политграмщик, опустил глаза.

– Знаете, так нечего спрашивать.

– А конституция не на Пятом съезде была принята?

Еще больше покраснел Богородица, съежился весь… Потом выпрямился вдруг.

– Какая конституция?

– Эрэсэфэсэрская.

– Так бы и говорили. Я думал, вы не про эту конституцию говорите, а про первую, что в девятьсот пятом году…

Понятно стало, что Богородица – не политграмота, что снова отходит от Шкиды заветная мечта. Стали бузить, вопросы задавать разные по политграмоте, издеваться.