Весь остаток дня мы работали как проклятые, очищая дом от оружия, боеприпасов, снаряжения и долгохранящихся продуктов и закладывая все это в специально выкопанные ямы в одной из хозяйственных построек. Рулил всем рабочим процессом Виталик, я в этом участия не принимал, занимаясь документами, которые нашел в большой и просторной горнице.

Документов было множество. Красноармейские книжки, удостоверения личности и паспорта, как мужские, так и женские. Комсомольские и партийные билеты. Справки войсковых частей, метрики, бланки документов, печати и штампы. Были и немецкие документы, правда, немного. Наградные документы и награды, в основном «Звездочки», «Отваги», «За боевые заслуги» и «Двадцать лет РККА». Было три ордена Боевого Красного Знамени. Самая любимая мною награда. У моего деда был «боевик». Ну и часы, портсигары, золотые и серебряные запонки, женские заколки для волос, зажигалки и всякие безделушки. Четыре здоровых ящика из-под снарядов. Было личное оружие, в основном «Наганы», ТТ и боеприпасы к ним. Были и три пистолета Коровина. Первая советская хлопушка под браунинговский патрон.

Часов в пять Виталик позвал в один из сараев меня и Давида. Впрочем, здесь собралась вся группа, Виталик позвал меня последним. Достаточно большое помещение было завалено обычными холщовыми мешками, а прямо у входа были разбросаны детские вещи, выброшенные из таких же мешков. Обычные ношеные детские вещи, были и на самых маленьких.

Поздним вечером, загрузив в грузовик продукты и домашнюю птицу, которую пустили под нож, мы приехали на базу. На базе было довольно оживленно, а приехали мы последними. Встречал нас «Старшина», который, как наседка, оглядывал и ощупывал каждого выпрыгивающего из грузовика.

– «Старшина», – подозвал я его, – организуй всем моим выпить. Так, чтобы граммов по триста вышло, и завтра пусть спят до упора. – После чего обратился к неторопливо подходящему к нам «Сержу».

– «Серж», докладывай. Как прошло? – «Серж» был, как всегда, невозмутим и достаточно лаконичен.

– Что докладывать, Командир? В девятом часу отстрелялись. В хозяина три раза – девочки тренировались. Потом, как ты приказал, постреляли по окнам. Два часа из дома никто не показывался, затем двое одновременно в разных местах вылезли. Девчонки по паре раз выстрелили. Убили обоих. Еще постреляли куда придется, прибили собаку, вышибли все окна. «Дочка» сбила с дома флюгер, «Фея» ведро на колодце продырявила. И вся движуха, как ты говоришь. Заминировали колею и ушли. Весь день спали да за одним хутором наблюдали. Вместе как-нибудь скатаемся, сам посмотришь.

– Ладно. Сам так сам. Потом расскажешь. Завтра без пробежек, пусть отдыхают. Ты кого брал четвертым?

– Да девчонку из городских, ты же сам сказал. Нормально все.

– Что там у «Погранца»? – «Погранец» – самое слабое звено в нашей тройке. За него я опасаюсь все время. По моему разумению, к самостоятельной работе он не готов, но отправить старшим группы было просто некого.

– «Погранец» отличился. Неймется ему, обормоту. Вон он сам идет. – На «Погранца» стоило посмотреть. Чалму ему намотали знатную. Та чалма, что я Виталику в свое время для маскировки мотал, рядом не валялась. Он, видно, только от врача, но идет лыбится. Ща я ему полыблюсь, долбодон недоразвитый. Мне как раз пар надо выпустить.

– Ты мне еще скажи, что у тебя курсанта какого поцарапало, я тебе еще и задницу бинтами обмотаю, – начал я его кошмарить вместо приветствия. Хотя в душе перевел дух. Жив, и слава богу. Зато теперь будет повод подержать его на базе, а то он все время порывается в штыковую атаку сходить. Урод, ноги из подмышек.

– Не, Командир! Ты чего? Все хорошо. Целы все. – «Погранец» реально испугался. После Сарьи он на меня поглядывает с большим уважением, а в самой Сарье со мной боялись встречаться глазами все, кроме Виталика и Веры. Правда, я выглядел тогда как хорошо поевший кровосос – кровью я был заляпан весь, от макушки до пяток. Немецкую форму, что на мне была, пришлось просто выкинуть, так как раненого полицая я допрашивал, просто пластая его ножом, как свиной окорок, а его пальцы были раскиданы вокруг нас. Раньше меня до такой неконтролируемой ярости мог довести только литр хорошей водки, и необходимо было двое суток на реабилитацию.

В Сарье же Виталик просто облил меня водой из колодца, правда, потребовалось ведер восемь. Тогда я вообще был в таком состоянии, что стал приходить в себя, только когда от ледяной колодезной воды окончательно замерз. Хотя при этом четко контролировал ситуацию и, как компьютер, отслеживал десятки параметров и движений одновременно. Даже речь и внешний вид у меня не изменились, но Вера, после того как мы с ней отстрелялись по пленным полицаям, мухой умелась за Виталиком.

– А это что? Порезался, когда брился? Драть тебя некому. Ладно, рассказывай. – Гружу его я специально. «Погранец», сам того не ведая, у меня такой своеобразный громоотвод. На его примере я показываю всем, что с ними всеми будет, если они не будут слушаться приказов. Пока работает, а потом я найду еще один громоотвод, когда этого построю так, как мне надо. Это простая и логическая служебная цепочка. Я гоняю «Погранца», а «Погранец», в свою очередь, отрывается по полной программе на курсантах, которые опять-таки, в свою очередь, учатся на примере «Погранца». Так что даже получая от меня звездюлей, «Погранец» все равно пассивно обучает курсантов.

– Да нормально все получилось, Командир. Ночью еще приехали. «Ведро» в лес загнали. «Молодым» я «Гнома» взял, а он последние дни у «Девятого» на подхвате был. Он и предложил сразу мины поставить. Пока ставили, рассвело, а мины ставили метрах в четырехстах от хутора, там поворот дороги, так сразу за поворотом.

Лесом к хутору подходим, Сара говорит: «Во дворе телеги запрягают». Глянул, девять человек. Восемь мужиков и пацан, но и он с карабином. Вот они на мины и приехали. «Гнома» я у «ведра» оставлял, так он пулемет вытащил и в перелеске пристроился. Перебили полицаев и на хутор пошли. Да я думал, там никого нет. Видно, с чердака увидели, как дали из пулемета. Сара пулеметчика сразу успокоила, а мне по уху прилетело. Я сначала и боли не почувствовал, а потом смотрю – кровь хлещет. Постреляли, как Командир приказал, окна разнесли и уехали.

Вот засранец! Он меня еще и подкалывает. Никак у «Доктора» набрался?

– Нет, «Погранец», ты своей смертью не помрешь. Я тебя сам прибью! Командир группы. Шишку еловую тебе за воротник, чтобы голова не качалась. Тебе как раз необходимо, чтобы рану не бередить. Будешь у меня теперь вечным дежурным по лагерю. Ты мне вот что скажи, почему пацана «Гномом» назвал? – Это просто интересно. Не местное это слово.

– Так это не я, командир! Это «Третий». Говорит, маленький, а сильный и рукастый. Мины сам поставил, да и по лагерю помогает, то «Старшине», то «Третьему», то «Белке», то «Восьмому» с «Девятым». Ему вообще все интересно. Из пулемета как влупил, в первой телеге тех, кто после взрыва остался, всех перебил. Потом прибежал и, пока мы к хутору ходили, всех вычистил, как ты приказываешь. Даже одного в сторонку оттащил, вроде тот сам уполз, и гранату под него пристроил, – отвечал «Погранец» скороговоркой, вытянувшись и старательно поедая меня глазами. Опять издевается. И не подкопаешься. С «Гномом» понятно, откуда ноги растут. Виталик Толкиена вспомнил. Ладно, пусть будет у нас свой «Гном». Посмотрю на него потом.