– Я никогда раньше не выражал это так, но твои слова мудры и проникнуты правдой, – негромко ответил Нимрод.

– Именем египетского фараона Тамоса и властью Печати ястреба я предлагаю тебе серебро весом и ценностью в тридцать лаков с единственным условием, что ты заключишь военный союз с Египтом и употребишь эти деньги исключительно для уничтожения царя Корраба и гиксосских полчищ.

Я слышал, как за мной шумно вздохнул Ремрем. Он знал, что у меня нет дозволения фараона, чтобы делать такое предложение, и понимал, на какой риск я иду. Но я даже не взглянул на него. Нимрод откинулся на троне и с молчаливым удивлением смотрел на меня. Я видел, что на его лбу под краем короны выступили капельки пота.

Когда он наконец заговорил, голос его звучал хрипло и в нем звучали недоверие и алчность.

– У твоего фараона есть такие деньги, с которыми он может расстаться?

– Есть, о великий, уверяю тебя. Фараон приказал мне скрепить союз двух государств, немедленно передав в руки великого царя три лака серебра. Это лишь залог того, что последует.

Нимрод долго молча смотрел на меня. Потом вдруг вскочил и принялся быстро расхаживать взад и вперед по комнате. Лицо его исказила убийственная гримаса, он прикусил губу, и капля крови упала с его подбородка на вышитое одеяние. Он же ничем не выдал, что ему больно.

Так же внезапно он остановился передо мной и посмотрел мне в лицо.

– Три лака немедленно и двадцать семь в течение года? – спросил он.

Я подождал, пока Фат Тур переведет его слова, потом кивнул.

– Как скажет великий царь. Но тебе придется послать сильный отряд, чтобы доставить сокровище из Фив. Фараон не будет рисковать, доставляя его силами своих людей.

Нимрод развернулся и снова принялся ходить. Его подкованные бронзой сандалии стучали по плитам, когда он расхаживал по залу. Он начал говорить сам с собой по-шумерски.

– Как я могу доверять этому хитрому уроду без яиц? Не секрет, что он в союзе с Сетом и всеми темными тварями. Некоторые даже верят, что он сам – один из самых злобных демонов с другого края пустоты, – сказал он, потом осознал, что именно говорит, и обратился к Фат Туру: – Если переведешь это, удавлю. Твоими собственными кишками. Понял?

Фат Тур побледнел и опустил глаза.

– Как прикажет великий царь, – ответил он.

Нимрод возобновил хождение по залу и спор с самим собой. Потом вновь остановился передо мной.

– Скажи ему, что я верю, – приказал он Фат Туру. – Но, прежде чем я соглашусь на союз с фараоном Египта Тамосом, мы должны заключить договор, обязывающий обе стороны.

Когда он высказал это условие, я увидел в его глазах пламя алчности.

– Я знаю, что фараон согласится, если будет возможно, – осторожно сказал я.

– Я хочу связать свою семью с царской семьей Египта, – заявил Нимрод. – Хочу взять сестер фараона Техути и Бекату в жены. Таким образом мы с фараоном породнимся.

Меня поразили его алчность, наглость и похотливость. Этот негодяй возжаждал и денег, и плоти.

– Твое предложение – великая честь для Египта. Я знаю, что в иных обстоятельствах мой фараон принял бы его, не колеблясь ни минуты. – За рассудительным тоном я скрыл гнев, которая вызвала у меня эта отвратительная тварь, оскорбившая меня и похотливо требовавшая себе моих любимых девочек. – Однако фараон уже пообещал своих сестер в жены верховному повелителю Крита Миносу, чтобы закрепить военный союз между нашими государствами. И не решится отменить свое обещание. Минос воспримет это как оскорбление своей чести.

Нимрод пожал плечами и пробормотал что-то непристойное. Я видел, что отказ не слишком рассердил его. Мы оба знали, что он попросту, применяясь к обстоятельствам, попытался выдоить больше преимуществ из нашего договора. Сколько человеку ни предложи, он всегда хочет больше.

Нимрод еще походил, собираясь с мыслями, и предпринял следующую попытку.

– Мне хочется посмотреть на три лака серебра, о которых ты говорил. Не потому, что я не верю тебе и слову твоего фараона, но мне просто интересно, как тебе удалось до сих пор их прятать…

Нимрод обратился прямо ко мне, надеясь, что я выдам свое знание шумерского языка. Я вновь разочаровал его, посмотрев на Фат Тура в ожидании перевода. Мне начала нравиться необходимость избегать ловушек Нимрода. Очень похоже на игру в бао с вельможей Атоном.

Я послал Зараса и Гуи за серебром в наш лагерь за городскими стенами. Для его доставки потребовалось две повозки и пятьдесят человек. И когда серебро вывалили на пол зала советов, получилась очень внушительная груда. Нимрод обошел сверкающую гору, он брал в руки слитки и говорил им ласковые слова, словно это были его любимые домашние животные.

Вечером мы снова пировали за столом Нимрода. Вино оказалось гораздо лучше той дряни, которой он поил нас накануне. Однако его действие на манеры и поведение хозяина и его приближенных было не слишком похвально.

С утра царь Нимрод не побывал в храме Иштар. И нам продемонстрировали ненасытность великого охотника. Половина женщин на пиру закончила вечер в состоянии сладострастного исступления.

Я радовался, что оставил обеих царевен в их покоях под замком и под охраной Зараса и десятка его людей.

Шесть военных галер, купленные мной у Нимрода, проходили подготовку в порту Сидон, и принять их под свое начало я смогу только на исходе месяца фаменота.

Это время я употребил на то, чтобы вместе с царем Нимродом и его советниками, обдумать поход против гиксосов. Вельможе Ремрему я приказал остаться в Вавилоне в роли военного посланника фараона.

Я неохотно согласился с тем, чтобы с Ремремом в качестве помощника остался Гуи. Под моим руководством Гуи стал одним из величайших знатоков науки о боевых колесницах. Я знал, что мне будет не хватать его и его опыта, особенно когда начнутся битвы с полчищами гиксосов в Северном Египте на побережье Среднего моря. Но Беката выказывала явное отвращение к нему. И я знал, что меня ждет буря, если я рискну взять его с собой на Крит.

Несколько недель после того, как царь Нимрод получил материальный стимул, три лака серебра, его войско занималось изготовлением новых доспехов и оружия, починкой старых колесниц и строительством сотен новых по моему проекту и указаниям. Улицы Вавилона заполнились колоннами новобранцев, а базары – торгующимися покупателями и продавцами.

От шпионов Фат Тура я знал, что во всех прочих городах Шумера наблюдается такое же военное оживление. Тысячи прежде безработных шумерских воинов стекались под царские знамена – и к царским серебряным монетам.

Работа, которую я определил себе, была трудной и сложной, даже если не притворяться, будто я не знаю шумерского языка. Я начал говорить с хозяевами на ломанном шумерском, который день ото дня становился все более беглым и правильным. Даже великому царю Нимроду теперь приходилось сдерживаться в моем присутствии и не отпускать своим придворным оскорбительные замечания в мой адрес. Вскоре я мог забавлять хозяев шутками и игрой слов на их собственном языке.