— Значит, не так уж и неправы те, кто называет их упырями? — невесело усмехнулся я.

— Может быть. Говорю же — каждый сам решает, каким Зверем быть. Кому-то вот больше нравится быть кровососом.

— Но и всё-таки… Что делать-то с ними будем? Думаешь, бегство — это единственный выход? И что, так и будешь прятаться всю жизнь?

— А ты что предлагаешь? — огрызнулся он.

— Драться, — пожал я плечами.

— Молод ты ещё, Богдан… — вздохнул он, отвернувшись и с какой-то затаённой тоской вглядываясь в небо. — Всё-то у тебя кулаки чешутся…

— Просто я не пойму, с какого перепугу нам отступать перед какими-то там упырями. Надо дать им отпор!

— Нам? — насмешливо переспросил он.

— Нам, — с нажимом повторил я. — Сам же недавно говорил Варваре, что надо вместе держаться.

— Да так-то оно так… — пробормотал он, уже куда менее уверенно. — Но…

— А что «но»? По одиночке нас точно раздавят. А вместе… Вместе мы вон, целую ледяную ведьму в бараний рог скрутили. А эта хреновина, думаю, пострашнее твоего Сумарокова будет.

Демьян усмехнулся и, наконец, обернулся на меня. Прищурился, окидывая внимательным взглядом, будто только что разглядел во мне что-то.

— Ох, и упрям же ты, Богдан! Весь в отца. Но, кажется, мне этого и не хватало.

Я тоже улыбнулся и крепко хлопнул его по плечу.

— Ну, так и что, старый волк? Ты со мной? Не передумаешь?

— Я ещё и не решил ничего окончательно, — покачал он головой. — Ты же знаешь — за Раду я беспокоюсь. Она… не такая, как все.

— Знаю. Не такая, как все. Она такая, как я.

Старик нахмурился, и в глазах его снова блеснули недобрые искорки. Но я продолжил.

— Шрамы у неё на спине. Круг, рунами расписанный. Только не притворяйся, что не видел. Раз уж растишь её с малолетства, то точно должен был заметить.

Он помрачнел ещё больше, и хотел было отвернуться, но я крепко придержал его за плечо.

— Кто она, Демьян? Точно не твоя дочь, это понятно. Но откуда взялась? Учти — в этот раз не отвертишься. Ты должен мне рассказать!

— С чего бы это?

— С того, что у меня на спине — точно такой же рунный круг.

Велесов, поначалу напрягшийся и снова начавший на меня скалиться, как раздражённый пёс, после этих слов замер и взглянул на меня совсем по-другому — со странной смесью страха и жалости.

— Ты… Значит, всё-таки…

— Рассказывай уже, Демьян! — не выдержав, тряхнул я его за плечи. — Ты точно что-то знаешь. Кто это сделал с нами? И зачем? Кто мы такие, чёрт побери?!

— Это долгая история, Богдан, — выдохнул он после долгой паузы. — И многого я и сам до сих пор не понимаю. Возможно, в записях Аскольда, которые ты привёз, удастся найти недостающие сведения…

— Только не ходи вокруг да около! — предупредил я. — После разберёмся, ты расскажи уже хоть что-то! Начинай сразу с главного. Откуда у тебя Рада? Удочерил?

— Можно и так сказать. Я её… украл, — невесело усмехнулся он.

— Осторожнее! За деревьями! — выдохнул Аскольд. Густое облачко пара, вырвавшееся изо рта, на миг скрыло его лицо.

Револьвер он держал на вытянутой руке и поворачивался вместе с ним, выцеливая кого-то за спиной Демьяна. Стольник, угрюмо зыркая по сторонам, торопливо, рывками тащил за собой тяжело гружёные нарты с остатками вещей. Бросать их было нельзя — без припасов тут не протянуть и полдня. Особенно без жар-камня.

Морозный воздух обжигал ноздри, и даже звериный нюх не очень-то помогал. К тому же твари, преследующие их от самого оврага, были странными. В них не чувствовалось жизни. Ни дыхания, ни сердцебиения, ни эмоций. Они вообще не производили ни звука, не считая скрипа снега под ногами. Если бы не этот скрип, он бы давно решил, что за ними гонятся призраки.

Шаги всё ближе. Преследователей осталось меньше дюжины, и они уже не рассредоточены полукольцом. Пытаться зажать беглецов в клещи нет смысла — дорога тут одна. Узкая извилистая тропа между деревьями. Слева крутой обрыв, в двух десятках шагов справа — высокие скалы.

— Догоняют… — выдохнул Аскольд.

Да это не они догоняют. Это мы выбились из сил. А скоро и вовсе завязнем, так и не добравшись до цели.

Впрочем, а что там, впереди? Действительно ли там можно укрыться? Тропа огибает огромную скалу, взбираясь серпантином к её плоской, будто срезанной ножом вершине. Если верить старым пометкам на карте, то наверху должны быть большие друзы жар-камня. И по косвенным признакам это и правда так. Но успеют ли они добраться? И остановит ли тепло их преследователей?

Аскольд выстрелил, и Демьян невольно обернулся, проследив, куда тот метил.

Двое дикарей были уже совсем близко — ещё чуть-чуть, и один из них запрыгнул бы на нарты. Но Аскольд метким выстрелом в колено задержал его. Прихрамывая, раненый отстал, уступая место одному из сородичей, следовавших позади. При этом по-прежнему не издал ни звука, если не считать невнятного хрипения.

Преследователи походили на оживших мертвецов. Синюшная сморщенная кожа, сквозь которую местами проглядывает сетка вен. Чёрные глаза без радужки. Бесцветные, серые волосы, смёрзшиеся в бесформенные колтуны. На впалых щеках — бурые ломаные линии. Не то шрамы, не то татуировки.

Стылые. Один из главных кошмаров Сайберии.

В цивилизованном мире территории вокруг Ока Зимы считаются промёрзшей насквозь пустыней, непригодной для жизни. Экспедиции сюда — это как ныряние под воду. Можно продержаться какое-то время, но потом в любом случае нужно возвращаться на поверхность. И чем глубже нырнёшь — тем меньше сил остаётся на обратную дорогу.

Однако те, кто забирался действительно далеко, знают и другое. Люди здесь есть, и живут они здесь много поколений. Потомки коренных сибирских народов и кочевников из Монголии и Маньчжурии. Разбойники и беглые каторжане с Урала. Язычники и староверы всех мастей, ищущие в глубинах Сайберии мистическое Беловодье. Просто заплутавшие путешественники, отчаявшиеся выбраться.

Все они оказались здесь по разным причинам, и способы выживания избрали разные. Но всё же у них есть нечто общее — они борются с Оком Зимы. Хранят в себе тепло, пытаются остаться людьми. Но Стылые… Это те, кто решил, что в борьбе этой нет смысла, и проще впустить холод в себя, стать с ним единым целым. Полутрупом, осквернённым тёмными ритуалами, с кристаллом Чёрной слезы в сердце, вязкой холодной жижей вместо крови и набором примитивных инстинктов вместо разума.

Впрочем, для безмозглых созданий Стылые часто действуют слишком уж толково, так что, скорее всего, они лишь инструмент в руках кукловодов, предпочитающих держаться в тени. Но самое поганое, что их судьбу может повторить каждый, угодивший им в лапы — живым или мёртвым. Говорят, главное, чтобы сердце и мозг остались неповреждёнными.