— Это слишком зло, Грегори. Какой бы я ни была, я не совсем безнадежная женщина. По крайней мере, думаю, мне пора исправиться. — Она потерла висок. — Сомерсби говорил о Гретна-Грин. Дафна умоляла его передумать, но он настаивал и наконец убедил ее в том, что они должны бежать, раз вы так настроены против этого брака. Думаю, это все.

Раштон посмотрел на Оливию Притчард, сидящую с совершенно несчастным видом, и почувствовал прежде незнакомое ему сострадание. Он подошел к ней и мягко положил ей руку на плечо.

— Я могу быть очень злым, — тихо сказал он. — Вы были правы, когда так говорили. Может быть, нам обоим не хватает кое-каких очень важных качеств. Сожалею, если эти несколько лет заставлял вас надеяться, что мое сердце еще можно завоевать. Может быть, до недавнего времени я сам не переставал надеяться, что найду в вас женщину, которую я смог бы, несмотря ни на что, полюбить.

Оливия взглянула на него. Ее зеленые глаза утратили блеск.

— Надеюсь, мы останемся друзьями?

— Да, конечно.

С этими словами он вышел из карточной комнаты и чуть не столкнулся с Марджори.

Ее лицо искажали беспокойство и горе. К своему удивлению, он чувствовал огромное желание обнять ее за плечи и защитить от тех печальных слов, которые он собирался сказать. Но он лишь остановился перед ней и произнес:

— Боюсь, они сбежали в Грин.

Сразу за этим его заявлением раздался удар грома.

— Раштон, мы должны остановить их! — воскликнула Марджори. — Разве может быть что-то более нежелательное, чем их союз?

— Вы против этого брака?

Она удивленно подняла брови.

— Разве я вам не говорила это с самого начала? Мистер Раштон, вы, кажется, никогда не слушаете, что я говорю?

Дождь стучал по крыше дилижанса. Буря не давала возможности увидеть дорогу. Сомерсби взглянул сквозь переднее оконное стекло экипажа и увидел вдали мерцавший свет.

— Вот! — вскричал он. — Мы наконец приехали! Я уверен, что мы уже давно в Шропшире. Кто сумеет обнаружить наш след в такой грязи?

Дафна хлюпнула носом. Она занималась этим в течение всей их трехчасовой поездки на север.

— Мне все равно, обнаружат нас или нет! У меня весь бок в синяках из-за того, что меня подбрасывало на этих ужасных дорогах. Я знала, что нам не следовало ехать. Я знала это!

Она разразилась потоком слез, и Сомерсби, охваченный любовью к своей нежной возлюбленной, заключил ее в объятия и сказал:

— Мой милый соловей, не плачь. Ты ранишь мое сердце, когда мой галстук насквозь промокает от твоих слез.

Дафна попыталась сдержать свои рыдания, немного высвободившись, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Ты говоришь мне такие прекрасные вещи, мой дорогой лис.

Сомерсби получал удовольствие, слушая, как она называет его такими ласкательными прозвищами, и еще крепче сжал ее в объятиях.

— Мои драгоценные маленькие анютины глазки, мой подснежник с влажными глазами, мой милый котенок.

— О, Эван, — прошептала она.

— О, Дафна, — ответил он, крепко целуя ее в губы. Через секунду, когда карета подъезжала к гостинице, он выпустил ее из объятий и сказал:

— Ты не жалеешь, моя любовь? Прошу тебя, скажи, что ты не жалеешь о том, что мы должны будем пожениться в Шотландии.

Дафна, у которой все еще кружилась голова под опьяняющим действием его мягких, нежных слов и чувственного поцелуя, шепотом ответила:

— Только совсем немного.

— Умница! — подбодрил он ее. — Ты должна быть храброй.

Когда они вышли из экипажа и под потоками дождя вбежали в бар, их встретили весьма тревожными сообщениями. Оказалось, что где-то, примерно через час после начала поездки, когда дождь лил как из ведра, не давая видеть дорогу, произошла ошибка. Они были вовсе не в Шропшире, но каким-то образом дали большого крюку и находились сейчас всего милях в десяти к западу от Бата.

Когда Дафна узнала об этой ошибке, она схватилась за грудь и сказала:

— Это божья воля. Нас остановили во время нашего поспешного, неразумного бегства и предупредили, что мы должны вернуться, пока не слишком поздно!

Сомерсби, тоже сильно пораженный необычайностью ошибки, сначала ничего не ответил. Вместо этого он проследил за тем, чтобы его возлюбленную усадили на стул у огня, завернули в одеяло и дали немного теплого молока и бренди. После долгого размышления и краткой, но напряженной дискуссии с кучером по поводу ужасного состояния дорог в Бат после такого страшного дождя было решено, что лучше всего оставаться на месте.

Дафна, которую утешал и смирял крепкий напиток из бренди и молока, наконец согласилась на то, чтобы ее уложили в постель в одной из комнат наверху. Но сначала она заставила своего возлюбленного пообещать ей, что завтра он вернет ее тете.

Лорд Сомерсби, видя, что его дорогая невеста — которая могла никогда не стать его женой — упорствует в своем желании вернуться в семью, примирился со своим будущим одиночеством. Как только он окажется во власти Раштона, тот увезет его из Бата, от Дафны, раньше, чем кошка успеет лизнуть свое ухо!

На следующее утро Марджори стояла на ступеньках дома миссис Вэнстроу рядом с Чарли и смотрела, как мистер Раштон садится в экипаж. Из-за ночного ливня ему оставалось только расхаживать по своей комнате из угла в угол, пока прояснившееся небо и рассвет не застали его спящим в кресле у окна. Он приехал в «Полумесяц» в половине девятого и выразил сожаление Марджори, что дождь помешал ему отправиться раньше.

— Даже сейчас, — сказал он, слегка нахмурившись, — думаю, что поеду по более грязным дорогам, чем мне хотелось бы. По крайней мере, Сомерсби и ваша сестра не смогли по такой погоде далеко уехать.

В тот момент, когда Раштон взял вожжи и собирался тронуть экипаж, Марджори заметила, что к их домам, стоящим полукругом, сворачивает наемная коляска.

— Одну секунду, Раштон! — закричала она.

Раштон повернулся, чтобы взглянуть, в чем дело, и опустил вожжи. Лошади, почувствовав, что что-то не так, начали бить копытами и прядать ушами.

Марджори спустилась с крыльца. Она верно угадала, что в дилижансе были ее сестра и Сомерсби, потому что из окна появились белокурые кудри Дафны. Она помахала рукой и крикнула:

— Марджи! Марджи! Я вернулась домой!

Миссис Вэнстроу, яростно нахмурившись, смотрела на этих негодяев. Она попросила Марджори и мистера Раштона позволить ей сказать несколько слов наедине несчастной паре, и, как только они вышли из комнаты, она заговорила прямо.

— Чего ради вы вернулись? Ради всего святого! Все так хорошо уладилось! И после всех моих стараний именно к этому должен был прийти ваш смехотворный роман — Дафна собралась учиться, чтобы снова стать гувернанткой?! Я никогда не старалась ради кого-то и теперь припоминаю почему! От тех, кого вы поддерживаете, приходится ждать так мало благодарности! И перестань говорить мне, что ты сожалеешь, что сбежала, Дафна! Со своим хныканьем и слезами у тебя голос как у мяукающего котенка! Ты слышала от меня хоть слово упрека? Нет, конечно, нет! Я хотела, чтобы ты поехала в Гретна-Грин. Ты знаешь, что я этого хотела.