— Semper benedixisti et alios benedicere… И у него хватило наглости утверждать, что у неё недостаточно сильный голос… Nunc manifeste apparet… А слышал ли он, как она поёт?.. Visita quaesumus Domine… Тоже мне знаток вокала…

Казалось, Гольдони не обращал никакого внимания на читающего молитвы и что-то бормочущего про себя маэстро. Низко склонившись над либретто, он принялся править текст, в том числе и слова арии, о которой был разговор вначале. Как и просил Вивальди, он укоротил фразы, обрывая их паузами, заменил слова другими, более выразительными, придавая тексту большую динамичность и приспосабливая их к вокальным особенностям певицы Жиро. Теперь в её ариях не было прежних длиннот.

Не очень доверяя молодому поэту, Вивальди отложил в сторону молитвенник и выхватил из рук Гольдони исписанные листки. По мере того как он читал и перечитывал их, выражение его лица постепенно менялось, пока не расплылось в улыбке, и он громко позвал свою Аннину. Оказывается, всё это время девушка находилась в соседней комнате и могла слышать, как наставник встал горой на её защиту. Оба остались довольны проделанной Гольдони работой. Прощаясь, Вивальди извинился перед молодым человеком за резкость и, обняв его, заявил, что впредь будет обращаться только к нему.

18 июля состоялась премьера «Гризельды» в переполненном театре Сан-Самуэле. Его постоянными зрителями были преимущественно аристократы, брезгливо воротившие нос от плебейских театров типа Сант’Анджело. Венецианская аристократия, хорошо знавшая Вивальди, в тот вечер горела желанием услышать наконец «подружку» рыжего священника, о которой постоянно сплетничали в обществе.

Оркестр и вся труппа были на высоте. Настойчивым уговорам поддался и Джован Баттиста. Вместе с ним в ложе третьего яруса были Маргарита с Дзанеттой и внук Пьетро. В антрактах можно было слышать оживлённый обмен мнениями в основном между дамами по поводу певицы Жиро.

— Красивой её не назовёшь, да и росточком не вышла.

— И чего такого особенного нашёл в ней рыжий священник?

— Голосок-то не силён.

— А правда ли, что между ними…

Щекотливая тема не было исчерпана в тот вечер, и в салонах разговоры об этом не утихали. Возвращаясь после премьеры в гондоле с Антонио, Джован Баттиста вспомнил, что когда-то уже слышал оперу «Гризельда», на которой чуть было не заснул. Теперь же — совсем другая картина, и не только благодаря завораживающей музыке, но и либретто. Из него исчезли академическая сухость и резонёрство. Правка и сокращения, проделанные Гольдони, придали тексту естественность и удивительную живость. По дороге домой Джован Баттиста не уставал повторять: «Какой молодец этот парень, как лихо он расправился с либретто!» А вот по поводу арии из второго акта, которая так понравилась публике и которую Жиро была вынуждена спеть на бис, он признался, что однажды уже слышал эту мелодию. Несмотря на преклонный возраст, Джован Баттиста не утратил остроту памяти и оказался прав. При сочинении «Гризельды» Вивальди использовал для оркестрового сопровождения богатую орнаментикой мелодию из своего концерта для фагота, который позднее был им переписан для гобоя.

В то утро маэстро метал громы и молнии. Никогда ещё Меми не видел его в таком гневе. Размахивая письмом, Вивальди разговаривал сам с собой:

— Он пишет, что «Меропа» часто шла во Флоренции! А известно ли этому олуху, что та музыка была не моя?!

Опершись на весло, Меми наклонился к окошку кабинки:

— Маэстро, что-нибудь не так?

Не получив ответа, он продолжал грести, покрикивая на поворотах «оэ!», чтобы не столкнуться с встречной гондолой. Письмо, которое рыжий священник теребил в руках, было от флорентийского импресарио Альбицци. Оно вконец переполнило чащу терпения. Автор письма просил не отвлекаться и скорее завершить работу над оперой «Джиневра, принцесса Шотландии». Вивальди медлил и после долгого раздумья, а может быть, памятуя о недавнем нелестном суждении Гольдони о голосе его ученицы, склонился к мысли, что для главной партии голосовые данные Аннины подходят мало. Тогда он решил взамен объявленной ранее «Джиневры» предложить Флоренции оперу «Меропа», которая, по его мнению, словно создана для Жиро. Знаменитая трагедия веронца Маффея выгодно отличалась от многих оперных либретто на темы далёкой истории глубокой психологической разработкой характеров героев. Вивальди воочию представлял свою Аннину в образе Меропы, мстительной супруги царя Мессении. Он был уверен, что она могла бы создать героический женский образ. В последнее время считалось, что успех любой оперы зависит прежде всего от певцов, а не от её сюжета. «У нас в Венеции именно так!» — решил он и, видимо, вспомнив о другом недавно полученном письме, приказал Меми развернуться и везти его в Пьета.

Не успел он пересечь внутренний дворик сиротского приюта, как две девчушки, увидев его, стремглав побежали оповестить остальных. Как и в прошлые приезды, снова была радостная встреча с заметно подросшими бывшими ученицами. Они были счастливы видеть его и, как цыплята, обступили Вивальди тесным кругом, словно перед ними была их мама — добрая наседка. Из открытого окна воспитательница захлопала в ладоши, призывая послушниц вернуться к своим делам. А он поднялся на второй этаж, где в зелёной гостиной был принят двумя попечителями Морозини и Лабия.

— Мы подумали, — заявил один из них, — и сочли возможным вновь возложить на вас, маэстро, руководство оркестром.

С 1729 года он не бывал здесь, и теперь ему предложено жалованье в размере 100 дукатов годовых. Но пока это всего лишь предложение. Зная о чрезмерной занятости маэстро и его контрактах с театрами, попечители, возможно, решили прозондировать почву, не надеясь, что тот согласится. «А почему бы нет? — подумал про себя Вивальди. — Да, он вынужден писать музыку для издателей и театров, но совсем другое дело сочинять концерты для Пьета, где ему предоставляется полная свобода творить, подчиняясь только собственной фантазии. А какую радость эти сочинения приносят ученицам, которые зажигаются его страстью! Нет, от такого предложения он не вправе отказаться даже при относительно скромном вознаграждении». Хитро улыбнувшись, Вивальди дал своё согласие, вызвав некоторое недоумение на лицах своих собеседников.

Спустя три дня попечительский совет Пьета восемью голосами «за», двумя «против» и при трех воздержавшихся принял решение о подписании контракта с маэстро Вивальди, по которому ему вменяются в обязанность сочинение произведений для различных инструментов, обучение воспитанниц и репетиции хора и оркестра.

Вернувшись домой в добром расположении духа после подписания контракта, он нашёл на столике в прихожей синий пакет из Флоренции, один вид которого вновь вывел его из себя. В пакет было вложено либретто «Джиневра, принцесса Шотландии» с коротким сопроводительным письмом. Импресарио Альбицци в льстивых выражениях, как старая сводня, заверял маэстро, что для театра будет большой честью получить его новую оперу, для чего у него в распоряжении достаточно времени. Усевшись поудобнее в кресле и приняв добрую понюшку табаку, Вивальди принялся скрепя сердце за чтение присланного либретто.