медленно. Однако возникает естественное искушение довольствоваться тем, чтобы у некоторого числа людей «поскоблить» психическую поверхность, а упущенное затем заменить умозрительным рассуждением, которое находится под патронажем какого-нибудь философского направления. В пользу такого метода можно выставить доводом также и практические потребности, но потребности науки нельзя удовлетворить никаким суррогатом.

Я хочу попытаться представить синтетический обзор сексуального развития моего пациента и могу при этом начать с самых ранних симптомов. Первое, что мы о нем узнаем, – это нарушение аппетита, которое я, основываясь на других случаях, все же со всей сдержанностью склонен расценивать как результат некоего процесса в сексуальной сфере. В качестве первой заметной сексуальной организации я должен рассматривать так называемую каннибальскую, или оральную, в которой на сцене все еще господствует первоначальная опора сексуального возбуждения на влечение к пище. Непосредственных проявлений этой фазы ждать не приходится, но ее признаки, пожалуй, становятся очевидными при возникших нарушениях. Ущербность влечения к пище – которая, разумеется, может иметь также и другие причины – обращает наше внимание на то, что организму не удалось справиться с сексуальным возбуждением. Сексуальной целью этой фазы мог бы быть только каннибализм, пожирание; у нашего пациента это проявляется через регрессию от более высокой ступени в страхе быть съеденным волком. Этот страх мы должны были перевести: что отец совершит с ним коитус. Известно, что в гораздо более позднем возрасте, у девушек в пубертатный период или вскоре после него, встречается невроз, который выражает отвержение сексуальности посредством анорексии; его можно связать с этой оральной фазой сексуальной жизни. На пике пароксизма влюбленности («Я мог бы тебя съесть от любви») и в ласковом общении с маленькими детьми, причем взрослый сам ведет себя как ребенок, вновь проявляется любовная цель оральной организации. В другом месте я высказал предположение, что отец моего пациента сам имел обыкновение «ласково браниться», что он играл с малышом в волка или собаку и в шутку угрожал ему, что его съест. Пациент лишь подтвердил это предположение своим странным поведением в переносе. Как только он, отступая перед трудностями лечения, обращался к переносу, он угрожал пожиранием, а впоследствии другими всевозможными истязаниями, что было лишь выражением нежности.

В словоупотреблении сохранился известный отпечаток этой оральной сексуальной фазы; говорят об «аппетитном» объекте любви, возлюбленную называют «сладкой». Мы помним, что наш маленький пациент тоже хотел есть только сладкое. Сладости, конфеты в сновидении обычно замещают ласку, сексуальное удовлетворение.

По-видимому, к этой фазе относится также страх (в случае заболеваний, разумеется), который проявляется как страх за жизнь и может привязаться ко всему, что ребенку представляется подходящим. У нашего пациента он использовался для того, чтобы побудить его справиться со своим нежеланием есть, более того, для сверхкомпенсации этого нежелания. На возможный источник нарушения у него аппетита мы можем напасть, если – на почве того много обсуждавшегося предположения – мы вспомним о том, что наблюдение за коитусом, от которого исходили многочисленные последующие воздействия, приходится на возраст в 1½ года, когда проблемы, связанные с едой, несомненно, еще не возникли. Возможно, мы вправе предположить, что оно ускорило процессы полового созревания и таким образом оказало непосредственное, хотя и невидимое воздействие.

Разумеется, я также знаю, что симптоматику этого периода, страх волка, нарушения, связанные с принятием пищи, можно объяснить иначе и проще, без учета сексуальности и догенитальной ступени ее организации. Кто желает пренебречь признаками невротических расстройств и взаимосвязью явлений, тот предпочтет это другое объяснение, и я не смогу ему в этом помешать. Об этих начальных этапах сексуальной жизни трудно узнать что-нибудь убедительное иначе чем указанными обходными путями.

Сцена с Грушей (в 2½ года) демонстрирует нам малыша в начале развития, которое заслуживает считаться нормальным, возможно за исключением некоторой преждевременности: идентификация с отцом, уретральная эротика в представлении мужественности. Она также целиком находится под влиянием первичной сцены. Идентификацию с отцом мы до сих пор понимали как нарциссическую, но с учетом содержания первичной сцены мы не можем отрицать, что она соответствует уже ступени генитальной организации. Мужские гениталии начали играть свою роль и продолжают ее играть под влиянием совращения со стороны сестры.

Однако создается впечатление, что совращение не только способствует развитию, но и в гораздо большей степени его нарушает и отклоняет. Оно предлагает пассивную сексуальную цель, которая в принципе несовместима с действием мужских гениталий. При первом же внешнем препятствии, при намеке няни на кастрацию (в 3½ года), робкая пока еще генитальная организация рушится и регрессирует на предшествовавшую ей ступень анально-садистской организации, которая в противном случае, возможно, была бы пройдена с такими же легкими проявлениями, как у других детей.

В анально-садистской организации легко узнать дальнейшее развитие оральной. Насильственная мышечная деятельность с объектом, которая ее отличает, находит свое место в качестве подготовительного акта для пожирания, которое выступает как сексуальная цель. Этот подготовительный акт становится самостоятельной целью. Новшество по сравнению с предыдущей ступенью состоит, в сущности, в том, что принимающий, пассивный орган, отделенный от зоны рта, образуется в анальной зоне. Здесь напрашиваются биологические параллели или понимание догенитальных организаций у человека как остатков устройств, которые в течение долгого времени сохраняются у некоторых классов животных. Для этой ступени точно так же является характерным формирование исследовательского влечения из его компонентов.

Анальная эротика обращает на себя внимание не так явно. Под влиянием садизма фекалии сменили свое значение как выражение нежности на агрессивное. В превращении садизма в мазохизм участвовало также и чувство вины, которое указывает на процессы развития в других, отличных от сексуальной сферах.

Совращение продолжает оказывать свое влияние, сохраняя в силе пассивность сексуальной цели. Теперь оно превращает значительную часть садизма в его пассивный эквивалент – в мазохизм. Еще неизвестно, можно ли характер пассивности целиком отнести на его счет, ибо реакция 1½-годовалого ребенка на увиденный коитус уже была преимущественно пассивной. Сексуальное возбуждение у него выразилось в испражнении, в котором, правда, следует выделить и активный компонент. Наряду с мазохизмом, определяющим его сексуальное стремление и выражающимся в фантазиях, сохраняется также садизм, который проявляется по отношению к мелким животным. Его сексуальное исследование началось после совращения и в основном посвящено двум проблемам: откуда берутся дети и возможна ли утрата гениталий – и переплетается с проявлениями его влечений. Оно направляет его садистские наклонности на мелких животных как представителей маленьких детей.

В своем описании мы подошли вплотную к четвертому дню рождения, к моменту, когда сновидение задним числом делает действенным впечатление от увиденного в 1½ года коитуса. Процессы, которые ныне разыгрываются, мы не можем ни полностью понять, ни в