Поэтому секс для матроса есть дело чести, доблести и геройства. Если вдуматься, то в свете нынешнего упадка флота, нехватки личного состава ВМФ и общей демографической катастрофы в России стремление матроса к естественному размножению должно было бы всячески поощрять и поддерживать. Напрашивается просто строить при военкомате инкубатор. Однако на деле мы ничего подобного не наблюдаем. Из всех видов и форм сексуальных отношений матросу без ограничения предоставляется лишь возможность выслушивать посылы и посулы начальства вступить с ним, матросом, в половую связь, ранее почитавшуюся противоестественной и позорной, ныне же переводящей его из редеющих рядов гетеросексуалов в жеманные и модные эшелоны сексуальных меньшинств и приверженцев безопасных форм сношений, и сулится это отнюдь не в качестве наслаждения, но как угроза и наказание за любые прогрешения по службе. После этого нельзя удивляться, что матросов не хватает, и дни до дембеля они зачеркивают начиная со дня призыва.

И если матрос не всегда говорит о бабах, это еще не значит, что он не всегда о них думает. Главные мысли никуда не исчезают, просто они присутствуют молча, как воспитанные собеседники не перебивают говорливых гостей, у которых срочное дело. Они знают, что важное дело спешным не бывает, ибо нужда его постоянна.

Таким образом, судовой комитет, уеденный грубым обломом братания с коммунистами, которых, может, не очень и хотелось, но, с другой стороны, свобода поступка было ущемлена, — реввоенсовет пил чай и говорил о бабах. Возбужденная коммунистами психика требовала чего-то. А может, наоборот — возбужденная воздержанием психика потому и кинулась на коммунистов. На фига коммунизм тому, кому и так хорошо.

Самые осведомленные по части окружающей местности люди — это, естественно, штурмана, а после них — рулевые. Габисония побежал в рубку, сунулся в атлас и принес весть, что скоро будет город Углич.

Про Углич совместными усилиями удалось припомнить лишь то, что в нем зарезали некогда царевича Димитрия. Знали это, благодаря школьной программе, из Пушкина, а про Пушкина лучше всего знали, кроме дуэли и деда-негра, что менее всего гениальный поэт был аскетом в плане секса, — что единодушно расценили свидетельствующим как в пользу Пушкина, так и в пользу секса: уж если сам Пушкин не пренебрегал, так нам сам Бог велел — зря Пушкин про Углич писал, что ли.

На разговор заглянул свеженький, выспавшийся Егорыч и зажегся темой.

— Девок в Угличе — бери не хочу, — упоенно журчал он, мигая глазками. — Там же часовой завод, на нем все девки работают. Ну и, конечно, туристы там да, пашут.

Составили резолюцию, чрезвычайно напоминающую по духу пресловутое «Караул устал!». Секретарь-председатель вложил протокол в красную папку, одолженную в музее, и проклял свой жребий. На пути к командирской каюте Шурка только тем и занимался, что подавлял во взыгравшем сознании и подсознании упомянутые выше эротические фантазии.

В командирской каюте сидел, естественно, командир и, перечитывая поданный на подпись расход продуктов, в данный момент подавлял, что также вполне естественно, аналогичные фантазии. Конечно, сорок три года — это не двадцать, однако отнюдь еще не старость. Даже самые ревностные и верные традициям брахманы в этом возрасте еще не уходят в отшельники, исправно исполняя свои мужские обязанности.

При виде вестника несчастья Ольховский застонал. Эротические фантазии испарились, уступив место иллюстрациям из «Истории смертной казни в России».

— Песец на мою лысую голову, — сказал он печально. — Опять?

Шурка с сомнением взглянул на темно-русый пробор.

— Петр Ильич, да ничего такого, — успокоил он.

— Да? Чудо. Ты прелесть. А не такого?

— Петр Ильич, как вы относитесь к женщинам?

Ответ был лаконичен, циничен и преувеличен. Беседовать по душам после него было трудно. Шурка раскрыл красную папку и положил документ. Ольховский прочитал и вкось угла наложил на резолюцию свою резолюцию. По легенде, это была любимая резолюция государыни Екатерины. По первым буквам адреса, указанного в резолюции, пункт ссылки в этот адрес подданных был в 1785-м году наименован Кемь.

— Петр Ильич… Ну всего-то: пустить ребят на несколько часов в увольнение. Ну, проведут время с девушками.

— Читать умеешь? Читай. Неси и читай всем вслух.

— Ну, и денег немного выдать. Сами понимаете…

— Матросы денег не берут! — Ольховский подумал, что пошлость ответа на уровне пошлости ситуации. — Крошка сын к отцу пришел: папа, дай денег на бордель.

Шурка принес революционерам несколько вариантов командирского решения проблемы, и если одни из них оскорбляли нравственность, то другие были сопряжены с непоправимым вредом для здоровья, третьи же были неисполнимы в силу своей трудновообразимой противоестественности.

Здесь уместна будет рассмотреть эвфемизм народной поговорки «нашла коса на камень». Если принять во внимание косу как активное начало, с учетом ее формы, размера и твердости, камень же — как олицетворение начала пассивного и неподатливого, сопротивляющегося агрессивному воздействию косы, то аналогия с известным природным актом будет вполне исчерпывающей. Поскольку активное начало воплощается как правило в командире, воздействию же он норовит подвергнуть подчиненного, сам факт приведения здесь этой поговорки указывает, что в продекларированной командиром программе прошли не все номера.

Реввоенсовет принял удар, утер плевок, поднял перчатку и постановил: на коммунистов плевать, но баб не уступим. Или к чертовой матери стопорим машины, съезжаем на берег и сдаемся в ближайшую комендатуру — или играем заход в Углич и получаем полета баксов на рыло и четыре часа увольнения всем желающим. А Ольховский может играть на своем рояле Бетховена вплоть до полной победы справедливости в масштабах всей страны, при этом свободной рукой предаваясь любому пороку.

— Вот и бунт, — въехал в перспективу Ольховский.

— А чего еще ждать от демократии при единоначалии?

Колчак отнесся к народным волнениям на удивление трезво.

— Зачем брызгать против ветра, если есть благоустроенные гальюны? — рассудил он. — Чтобы тебе подчинялись в главном, надо знать меру и идти навстречу в мелочах. Мы сейчас в положении пиратского корабля, где офицеры должны ладить с командой и оставаться единомышленниками.

— Ты представляешь, что такое отпустить их сейчас на берег к блядям? В лучшем случае они разнесут город.

— Да уж… есть такая морская традиция. В хороших портах это всегда знали.

— В хороших портах есть бордели и вышибалы.

— С борделями проблем нет, а вот вышибал наши мальчики сами вышибут теперь.

— Что ты предлагаешь?

— Принять девок на борт.

Лицо Ольховского уподобилось роялю с открытой крышкой, где музыка застряла меж бессмысленно белеющих клавиш.