Вошел покупатель, и наша беседа прервалась. Акбар пошел ему навстречу, извинившись перед нами. Принцесса собралась уходить, но я удержал ее:

— Сколько ты надеялась выручить?

— Не меньше трехсот динар.

Я попросил разрешения взглянуть на гобелен. Про себя я уже принял решение купить его, но сделать это, не взглянув на него, — более походило на милостыню. Однако и рассматривать его слишком пристально я не хотел, чтобы она не подумала, будто я желаю нажиться на нем позже. Словом, я бросил на гобелен беглый взгляд и проговорил:

— Триста так триста. Я беру.

Однако она раскусила меня:

— Женщине не пристало получать подарки от мужчины, которого она не может отблагодарить.

Слова были резкие, чего нельзя было сказать о тоне. Я притворно возмутился:

— Речь не идет о подарке. Я покупаю, потому что мне это дорого!

— Но почему?

— С ним у меня связано воспоминание.

— Ты же впервые видишь его!

— Порой достаточно одного взгляда, чтобы что-то стало для тебя незаменимым.

Она залилась краской. Наши взгляды встретились, наши уста приоткрылись. Мы уже были друзьями. Служанка, еще больше повеселевшая, сновала между нами, прислушиваясь к нашим словам. Мы назначили друг другу свидание: в пятницу, в полдень на площади Эзбекия.

* * *

Со времени прибытия в Египет я ни разу не пропустил торжественной пятничной молитвы. И вот это произошло, а я не испытал особых угрызений совести. В конце концов именно Создатель сотворил эту женщину столь прекрасной и ниспослал ее мне на моем пути.

Медленно, по мере того как заканчивалась молитва в мечетях, заполнялась народом площадь Эзбекия. У каирцев вошло в привычку собираться здесь, чтобы поиграть в кости, послушать зазывал, а то и провести вторую половину дня в злачных заведениях на прилегающих улочках, заманивающих более коротким путем в Рай.

Черкешенки еще не было, и я смешался с толпой, окружившей человека, выступавшего с ослом. Ротозеев все прибывало, я посматривал вокруг, не мелькнет ли знакомое лицо, а также на солнце в надежде, что оно хоть немного умерит свой жар.

Бродячий артист и его осел исполняли танец, так что было трудно понять, кто кому подражает. Затем человек принялся разговаривать со своей скотиной и сказал, что султан намерен предпринять большое строительство и для перевозки извести и камней собирается реквизировать всех каирских ослов. Осел тут же упал на землю, перевернулся на спину копытами вверх, надул живот и закрыл глаза. Плут стал оплакивать перед зрителями потерю осла и просить денег на покупку другого. Собрав несколько десятков монет, он заявил:

— Не думайте, что мой осел издох. Этот обжора, зная мою бедность, притворился мертвым, чтобы я собрал немного денег и купил ему поесть.

Схватив палку, он обрушил на осла град ударов.

— А ну вставай!

Но осел не двигался. Тогда шарлатан обратился к зрителям:

— Каирцы, султан только что издал указ: все население обязано завтра выйти на улицу и встречать его торжественный въезд в столицу. Ослы реквизируются для знатных дам.

Осел тут же вскочил и принял гордый и радостный вид. В толпе раздался хохот.

— Вот как, а ты, оказывается, любишь хорошеньких женщин! Здесь много таких! Какая тебе по нраву?

Осел побежал по кругу, словно выбирая, а затем остановился возле одной из зрительниц в нескольких шагах от меня. И хотя ее лицо было закрыто плотным куском материи, я тут же узнал ее благодаря высокому росту и манере держаться. Испугавшись смеха и направленных на нее взглядов, она сама подошла ко мне и взяла меня под руку. Я бросил в сторону осла:

— Ну уж нет, моей жены тебе не заполучить! — и с достоинством увел ее прочь.

— Не думал, что ты явишься с закрытым лицом. Если б не осел, мне бы ни за что не узнать тебя.

— Для того-то я и закрыла лицо, чтобы не быть узнанной. Мы на улице, вокруг столько любопытных глаз, и никому невдомек, что я не твоя жена. — И добавила, подтрунивая надо мной: — Когда я хочу нравиться всем, я открываю лицо, когда хочу нравиться одному — закрываю его.

— Отныне мне будет неприятно видеть тебя с открытым лицом.

— Так ты совсем не желаешь смотреть на него?

Мы не могли пойти ни ко мне, ни к ней, нам оставалось лишь бродить по городу. В день нашего первого свидания Нур настояла, чтобы мы посетили запретный сад.

— Он так называется оттого, что окружен высокими стенами, и султан запретил его посещать, чтобы сохранить чудо природы: единственное в мире дерево, дающее настоящий бальзам.

За серебряную монетку служитель пропустил нас туда. Склонившись над бальзамическим тополем, Нур отвела с лица покрывало и надолго замерла, впав в мечтательность.

— В целом мире одно лишь дерево, такое хрупкое, нежное и такое бесценное! — проговорила она, будто обращалась к себе.

На мой взгляд дерево было самое заурядное: листья походили на виноградные, правда, чуть меньше. Вот только росло оно прямо в источнике.

— Говорят, если его поливать другой водой, оно тут же засохнет.

Мне показалось, что посещение сада взволновало Нур, но почему — этого я понять не мог. На следующий день мы встретились снова, она была весела и чутко внимала мне. С тех пор наши прогулки стали ежедневными или почти ежедневными, поскольку по понедельникам и вторникам она была занята. Когда месяц спустя я завел об этом речь, она вспыхнула:

— Ты мог бы вообще меня не видеть или видеть раз в месяц, но я с тобой два, три, пять раз в неделю, а ты меня упрекаешь.

— Я не считаю тех дней, когда вижу тебя. А вот прочие кажутся мне нескончаемыми.

Было воскресенье, мы проходили мимо мечети ибн Тулуна[39].

— Готов ли ты следовать за мной, не задавая вопросов?

— Хоть до Китая, если потребуется!

— Тогда жди меня завтра утром с двумя верблюдами и полными бурдюками воды перед Большой Мечетью Гизеха.

* * *

Полный решимости сдержать слово, я не спрашивал у нее, куда мы направляемся, за два часа пути мы обменялись лишь несколькими словами. И все же один вопрос я счел не противоречащим нашему договору:

— Где-то здесь должны находиться пирамиды. Мы движемся в том направлении?

— Да.

— Ты каждую неделю отправляешься в путь, чтобы взглянуть на эти круглые постройки?

Она от души расхохоталась, я же смутился и, чтобы выказать недовольство, отстал, слез с верблюда и стреножил его. Она повернула назад.