Я и так знала ответ на этот вопрос, но хотела, чтобы Ферн произнесла это вслух.

– Потому что мне больше некуда было идти. – Голос Ферн скрипел, как висельное древо на ветру, а серые глаза были такими тусклыми, что казались бесцветными. – У меня не осталось денег и припасов. Мне было плохо. А еще… Еще за мной гнались…

– Паук, – сказали мы одновременно, и Ферн удивленно вскинула голову. Рот ее беззвучно приоткрылся, а губы задрожали, как у ребенка.

– Ты знаешь? – удивилась она, подгибая голые коленки: шрамы загадочных форм, вырезанные во имя Sibstitisyon, испещряли даже их. – Ты уже встречалась с ним?

– Еще нет, но очень жду этой встречи. Я надеялась, ты прольешь свет на некоторые… детали. В конце концов, никто не знает своего питомца лучше, чем его хозяин.

Уголок губ Ферн, таких же израненных и шелушащихся, как все остальное тело, нервно дернулся вверх.

«Не такая уж и тупая», – поймала я очередной поплавок ее мыслей и едва сдержалась, чтобы не скукситься и не выдать себя.

– Как именно это произошло? – спросила я. Ферн уже устроилась на диване поудобнее и забралась под флисовое одеяло, догадавшись, что наш разговор будет долгим. – Как ты потеряла контроль над диббуком?

– Это случилось у Хардвика три недели назад…

– У Хардвика?.. В шестидесяти милях от Шамплейн?

– Да, у нас там были кое-какие… дела.

– Какие же?

– Перед тем как напасть на Шамплейн, мне нужно было найти ведьму. Узнать, можно ли как-то вернуть мне магию. Никакой ведьмы, увы, там не нашлось, – ответила Ферн без утайки. – Зато нашлось много детей… Паук и раньше сбегал по ночам, но всегда возвращался к утру. Мне было все равно, чем он занимается на своем демоническом досуге – главное, что защищает меня и исправно выполняет приказы. Но однажды он не откликнулся на мой зов. Пришлось пойти за ним самой и…

– Что «и»?

– Вот.

Ферн вдруг отогнула ворот майки и вытащила оттуда бронзовую цепочку крупного плетения – слишком грубую и топорную для ювелирного украшения. А еще подозрительно знакомую… Когда мы на пару с Зои переодевали Ферн, я тоже обратила на нее внимание, но приняла за обычное безвкусное украшение. Однако теперь все встало на свои места.

На одном из звеньев болталась маленькая петелька, к которой раньше прикреплялся зачарованный свисток контроля. Но сейчас его там не было.

– Свисток раскололся, – сообщила Ферн, и я задержала вдох, чтобы не ахнуть. – Прямо у меня в пальцах, когда я нашла Флетчера за поеданием останков какого-то мальчишки на детской площадке. Я попыталась остановить его, подчинить себе, как делала это с Исааком, но диббук пришел в ярость и напал на меня. Этого стоило ожидать. Он был странным еще тогда, когда я только надела на него ошейник…

– Ошейник? – переспросила я, сделав пометку в голове.

– Да, про́клятый. Уже через минуту после этого Паук обрел собственный голос. Даже сам выбрал себе это дурацкое имя! – Ферн истерично усмехнулась. – Но диббуки – существа примитивные. Они не способны выражать эмоции или мыслить в долгосрочной перспективе. Исаак был таким… Но Тимоти Флетчер другой. По какой-то неизвестной мне причине диббук не поглотил его – он с ним договорился. Это не одержимость… Это союз.

– Хочешь знать, что это за «неизвестная причина» такая?! – раздраженно спросила я и, наклонившись к Ферн, сорвала с ее шеи бесполезную цепочку, а затем яростно швырнула ту в камин. – Зло, помноженное на другое зло, дает зло в квадрате! Флетчер – детоубийца. Маньяк! Ты хотела отомстить мне, а отомстила всему Вермонту! Ты хоть представляешь, на какие беды обрекла невинных людей?! Не могла, что ли, выбрать кого-то поспокойнее? Скажем, продавца мороженого, библиотекаря…

Я нервно прошлась по кайме ковра, топча золотой орнамент. Вихрь моих мыслей раздувал огонь в камине: тот вырос так высоко, что обугливал изнутри дымоход. Ферн съежилась под флисовым одеялом, но больше от усталости, чем от страха: наш разговор вымотал ее, бездомную и скитающуюся неделями по городам Вермонта.

– Я выбрала Тимоти Флетчера, потому что мне нужен был такой же безумец, как я сама. Тот, кто ненавидит так же сильно, как ненавижу я, – сказала она, глядя на меня с той самой ненавистью, которой скармливала любого, кто вставал на ее на пути, пока сама не стала ее добычей. – Мягкотелость Исаака сделала таким же мягкотелым и диббука. Я решила не повторять ошибок. Думала, что, отдав диббуку физическую оболочку психа, помешанного на убийствах, я тем самым дам ему подкормку. Диббук ведь питается человеческими пороками… Он сам не что иное, как порок во плоти! Душа до того озлобленная, что не нашла покоя после смерти и продолжила сеять страдания. Я… – Ферн осеклась, будто подумала о том же самом, о чем и я: в таком случае у нее, черт возьми, есть все шансы пополнить ряды диббуков! – В этом я и просчиталась: в Тимоти Флетчере нет ничего человеческого, а значит, нет ничего того, что провело бы между ним и диббуком грань. Я создала чудовище.

– К счастью, я и мой ковен уже имели дело с чудовищами ранее. За что тоже спасибо тебе, – хмыкнула я, глядя на Ферн сверху вниз.

Судя по заходившим туда-сюда желвакам, она собиралась огрызнуться, как делала это раньше, зная, что в мире нет никого, кому хватило бы сил заставить ее поплатиться за свою надменность. Но, вовремя вспомнив, что теперь фортуна не на ее стороне, она передумала и ограничилась сморщенным носом.

– Теперь, когда я удовлетворила твое любопытство, мне можно поесть, пожалуйста? – спросила Ферн, и я озадаченно вскинула брови. – И принять ванну…

– Шамплейн тебе не хостел. С чего ты взяла, что я позволю тебе остаться?

– Потому что ты копия нашей матери, – усмехнулась Ферн, и это «нашей» так покоробило меня, что моя каменная выдержка дала трещину. – И потому что, если бы не ты, меня бы здесь не было, а значит, не было бы никакого диббука…

– Хочешь сказать, происходящее – моя вина?!

Огонь в камине, методично переплавляющий бронзовую цепочку, выстрелил снопом искр. Они почти подожгли кресло-качалку, пристроенную к книжному шкафу. Треск огня стал прерывистым, аритмичным, как и мое сердцебиение. Пальцы сжались в кулаки, и точно так же сжалась и шея Ферн. Она поперхнулась, впилась в нее собственными ногтями, словно на горло ей накинули петлю из джута.

– Ты превратилась в пустышку без магии лишь потому, что не умеешь вовремя останавливаться, – отчеканила я, стоя над ней и стараясь запомнить каждую секунду того, как лицо Ферн наливается пунцовым цветом, а затем становится мертвенно-синим. – Ты осталась одна, Фернаэль, потому что сама убила всех хороших людей, которые могли вернуть тебе веру в лучшее. Ты оказалась бесправной, голодной и беспомощной, потому что такова участь всех чудовищ – быть побежденными. Ты даже не… – Я осеклась, вовремя прикусив язык. Нет, не время говорить об этом. Зато самое время отыграться. – О, знаешь, что я сейчас поняла? Как же иронично! У тебя нет дома. Нет друзей. Нет денег. Ты бежишь от того, кто должен был защищать тебя. Ничего не напоминает? Добро пожаловать в мою жизнь, какой она была до встречи с Коулом, стерва!