– Думается мне, что нам не следует слишком уж рассчитывать на твоего приятеля, – высказался Норрен. – Мы с тобой – воины, враг – перед нами.

Что м можем сделать, чтобы получить преимущество? Как предугадать действия врага и помешать ему?

– На месте Госсара я бы не вступил в бой сразу, – подхватил мысль Ромбар. – Я выждал бы несколько дней, пока защитники не устанут сидеть на укреплениях и не ослабят бдительность.

– Ромбар! – неожиданно сказал Норрен. – Разве нам что-нибудь мешает начать бой, когда это нам удобнее?

Ромбар быстро повернулся к нему:

– А ведь ты прав, Норрен. Чего Госсар никак не ожидает, так это того, что мы начнем бой первыми. В этом бою мы, конечно, не победим, но у нас другая цель – нанести врагу как можно больший урон и отступить в город.

– Когда, по-твоему, лучшее время для нападения?

– Завтра утром. Но вряд ли мы успеем расставить силы.

– Успеем, – твердо заявил Норрен. – Как бы ты спланировал этот бой?

– Сначала нужна вылазка, лучше – внезапная, чтобы втянуть дикарей в стычку до вмешательства Госсара со своей магией. Разгоряченными уттаками наверняка труднее управлять. Затем передовое войско должно отступить к насыпи и заманить дикарей под стрелы наших лучников. Если это удастся и дикари полезут на укрепления, их следует сдерживать, пока есть силы. Именно здесь я планировал бы поубивать как можно больше уттаков.

– А дальше?

– Нужно вовремя дать сигнал к отступлению, чтобы предотвратить потери в пеших войсках. Конница и клыканы прикроют их отход и внесут свою долю в убавление уттаков. Затем конница уйдет в город, и можно будет подсчитывать наши достижения и потери.

– На словах это выглядит заманчиво… – с сомнением произнес Норрен. – А на деле?

– Если бой пройдет по плану, соотношение сил выровняется в нашу пользу, а насколько – здесь все зависит от мужества воинов и руководства боем.

Но любой приказ, отданный неточно или не вовремя, может привести к разгрому наших войск. Конечно, есть риск потерять все, но и выиграть можно немало.

– При таком соотношении сил риск неизбежен. – Нотки сомнения исчезли из голоса правителя Цитиона. – Мы должны использовать этот случай, другого может не представиться.

– Тогда – за дело, – поддержал его Ромбар. – Нам нужно многое успеть до темноты.

Утро перед битвой выдалось ясное и по-осеннему холодное. Риссарн встретил его в небольшой лощине к западу от Босхана, где ночью укрылась конница Ромбара. Воины в боевых доспехах, вооруженные пиками и мечами, расселись по склону в ожидании сигнала, кони в кольчужных сетках, прикрывающих шею и грудь, стояли на дне лощины, привязанные к кустарнику. Кое-кто из воинов спал прямо на траве, наверстывая бессонную ночь, но таких было немного. Прочие сидели небольшими группами и односложно переговаривались, а то и попросту молчали вместе, подчиняясь полуосознанной потребности чувствовать рядом товарищей по оружию.

Риссарн сидел рядом с Ромбаром, при мече, в кольчуге и шлеме, как и остальные конники. Со дня его появления в лагере они оба жили в одной палатке, а после переселения в Босхан заняли соседние комнаты во дворце Дессы.

Ромбар доброжелательно отнесся к другу Альмарена – снабдил оружием и доспехами, сам показал некоторые приемы боя на мечах, но между новыми знакомыми не возникло тесной дружбы. Ромбар был слишком занят военными делами, а Риссарн целыми днями пропадал на тренировочной площадке, стремясь усердными занятиями наверстать нехватку опыта в обращении с мечом.

Приближалось время, когда передовой отряд должен был спуститься с Ционских скал и напасть на уттакский лагерь. Будь здесь Альмарен, он, наверное, давно засыпал бы Ромбара вопросами, но Риссарн молчал, оставляя право начать разговор на усмотрение своего покровителя и военачальника. Тот внезапно поднялся с земли, повернулся к северу и прислушался к доносившимся оттуда звукам.

Ромбар пошел вверх по склону лощины, Риссарн вскочил и присоединился к нему. Теперь и он слышал улюлюкающие крики разбуженных дикарей, доносящиеся из уттакского лагеря. С верхнего края лощины хорошо просматривалась и равнина между городской стеной и Тионом, и крутой скальный массив к востоку от города, и линия укреплений, на которой пока не было никакого движения.

Шум, доносящийся с места боя, усиливался и расширялся по мере пробуждения врагов. Вскоре стало возможным, не прислушиваясь, определить место сражения – у восточного края долины. Там, упираясь в скалы, проходила линия насыпи, за которой укрывались пешие войска – лучники вперемешку с копейщиками, готовыми отразить штурм укреплений.

Люди на насыпи зашевелились, помогая влезть наверх воинам передового отряда, преследуемого уттаками. Замелькали взятые наизготовку луки и копья, форма воинов Цитиона, Босхана, Кертенка смешалась в единую пеструю, клубящуюся массу. До места, где стояла конница Ромбара, не доносилось ни свиста стрел, ни щелчков спускаемой тетивы, ни лязга оружия – ничего, кроме угрожающего воя разбуженной, разозленной уттакской толпы, лезущей на противника, но безостановочные движения лучников, выпускавших стрелу за стрелой, беготня подносчиков стрел, ритмичные движения спин копейщиков выдавали напряжение схватки.

Солнце ползло вверх по небу, а воины на укреплениях стойко держали оборону, сменяя друг друга на передовой линии. В город потянулись повозки с ранеными. Конники Ромбара наблюдали за сражением, и каждый чувствовал, что близится время вступления в бой.

Ромбар заметил, что уттаки стали управляемыми – они больше не кидались на насыпь как попало, а стали накапливаться в восточном углу долины.

Он скомандовал воинам садиться на коней и первым спустился в лощину к своему Тулану. Выехав наверх, конники увидели, что дикари сосредоточились на штурме края насыпи, прилегавшего к Ционским скалам. Вскоре они заняли восточную часть укреплений, серым языком выплеснувшись в пестрые скопления обороняющихся.

Оставшиеся без прикрытия лучники побежали по равнине к городским воротам, прочие воины пиками и мечами безуспешно пытались сдержать натиск дикарей. В этот миг с башни городской стены донесся звук серебряного рога Норрена.

Ромбар поднес к губам висевший на груди рог и повторил сигнал, оповещая тимайскую конницу, укрывшуюся под берегом Тиона. Со стороны реки, со стороны скал отозвались рога стоявших в засаде отрядов, давая знать о готовности к атаке. По этой перекличке пешие войска разом оставили насыпь и побежали к городу, спеша как можно дальше оторваться от хлынувших следом уттаков. Когда первые из отступавших преодолели половину расстояния до ворот, Ромбар вновь приложил к губам рог, сигналя о начале атаки, и пришпорил коня.

Отряд Ромбара единым порывом снялся с места и полетел по равнине, направляясь в промежуток между бегущими войсками и преследующими их уттаками.

Риссарн, благодаря великолепному коню не отстававший от Ромбара, увидел, как из-под берега реки, будто взметенная ветром, вымахнула легкая тимайская конница и устремилась на врагов с западного края, как из-за Ционских скал вывернулась конница Дессы, преграждая уттакам путь к городу. Одновременно от городской стены отделилось собачье войско – сотня клыканов в блестящих кольчужках, сопровождаемая конными псарями. Боевые псы Кельварна, каждый ростом с теленка, беззвучно понеслись навстречу уттакам и первыми налетели на дикарей, прорвавших защиту у Ционских скал.