– Ты должен вернуться в баскетбол.

– Исключено.

– НЕТ! Ты играешь не хуже молодого Тайсона, Шакила, да Белова, в конце концов! Ты должен играть! Это в твоей крови! – лицо друга ожесточилось.

– Спасибо за поддержку, но с меня хватит! Устроюсь на какую-нибудь нормальную работенку. Пока отец в тюряге, ответственность за мать и сестру лежит на мне…

– Эта квартира оплачена на полгода вперед. Живи здесь сколько нужно… Только, пожалуйста, подумай над моими словами, – Эд вздохнул, переводя сосредоточенный взгляд на бутылку пива в руке.

– Спасибо, мужик. Я у тебя в долгу!

Через считанные минуты поезд тронется. Уселась на нижнюю полку, положив на колени томик «Грозового перевала» Эмилии Бронте, с удовольствием отмечая, что все места в моем купе свободны. Впереди двое суток пути, но расстояние нисколько не тяготило, ведь это дорога домой. Непроизвольно расправила плечи, ощутив на себе чей-то цепкий взгляд – надо мной навис мужчина. Подняла голову, чтобы поприветствовать попутчика, но не смогла выдавить ни звука… подпрыгнула на месте, и раскрытый томик свалился на пол.

– Злата, какая неожиданность!

– Андрей?! – закашлялась, подавившись слюной.

– Э-э… У меня место номер двадцать шесть. А у тебя? – наигранно пробормотал баскетболист, потирая заросшую переносицу.

– Двадцать пять… – глухим бесцветным голосом отозвалась в ответ.

Прекрасно. Просто прекрасно. После всего, что со мной стряслось, двое суток наедине с Громовым – сродни контрольному в голову!

* * *

Увы, мы не выбираем попутчиков, это всегда лотерея, и мне, как обычно, не повезло. К счастью, вселенная решила хоть немного смилостивиться: первую ночь с нами провела добрейшая бабушка «божий одуванчик». Весь вечер она травила истории из своей поразительной жизни, а рано утром покинула купе.

К вечеру второго дня удалось немного расслабиться – Громов вёл себя довольно сдержанно, и я вообще перестала обращать на него внимания, проводя всё время за чтением.

– Злат, может, все-таки поговорим? – тихо спросил Андрей, пересаживаясь на мою полку минут за двадцать до отбоя.

– Что? – подняла на него измученный взгляд, мерно покачиваясь, как на волнах.

– Мне очень стыдно. Хочу загладить свою вину. Прошу тебя, выслушай… – еле слышно пробормотал попутчик, покусывая нижнюю губу.

Сфокусировавшись на нем, нехотя отметила, что бледное лицо Громова приняло отчаянное выражение, а губы подрагивают как от лихорадки. Мне стало жаль его. Даже смертники имеют право на последнее слово.

– Хорошо. Давай поговорим… – наконец, устало пробормотала я.

– Спасибо, Злата! Спасибо, солнышко… Только за чаем схожу! У меня и конфеты дорогущие есть! Родакам везу! Только выслушай, ладно?!

Коротко кивнула, понимая, что другого выбора нет, потому как нам ехать вместе до самого утра.

Минут через десять Андрей вернулся в купе, сжимая в руках два граненых стакана, наполненных чаем до краев.

– Спасибо, но я…

– Пожалуйста! Хотя бы один вечер как раньше! Чай с лимоном и разговоры ни о чем… Я прошу тебя, солнышко?! – красные глаза бывшего парня заволокло слезами.

Вздохнула, пытаясь отыскать в глубине души хоть какие-то силы. Хоть что-то… Ничего не вышло. Зрелище, увиденное пару дней назад, превратило в выпотрошенную мягкую игрушку. При одном воспоминании о Феликсе в объятиях ослепительной столичной штучки хотелось выпрыгнуть из поезда на полном ходу. Но самое поразительное – мои чувства к Железнову ни капли не ослабли. С каждым днем они лишь сильнее крепли на донышке глупой девичьей души…

Андрей сидел напротив и смотрел на меня с мольбой. Вздохнула, принимая чай из его рук. Похоже, разговор будет долгим.

– Сам не знаю, что на меня нашло! Вел себя как полный идиот, как клоун! Прости меня, Злата, пожалуйста, прости! – повторял он как заведенный уже двадцать минут подряд.

Вместо ответа зевнула, прикрывая рот ладонью. Сделала еще пару глотков согревающего напитка, ощущая, как веки опускаются, а губы немеют. Меня клонило в сон.

– Хорошо. Я все понимаю. А теперь предлагаю ложиться… Поезд прибывает рано утром… – пробормотала, обессилено опуская голову на подушку.

– А моего отца на заводе повысили! Твой батя теперь у него в подчинении… Слышала новость?! – словно сквозь призму воды до моего расслабленного сознания донесся металлический голос попутчика.

– Что-о? – сбивчиво пропищала, уплывая все дальше в приятную обволакивающую негу.

– Мой отец теперь может уволить твоего папашу! Вот что! – холодно повторил Громов, обхватывая влажными пальцами мои щиколотки.

– Андрей… Я…

– Засыпай, засыпай, солнышко. А я буду охранять твой сон! – голос бывшего стал задумчивым и отстраненным.

– А-н-д… – рваный булькающий звук донесся откуда-то с периферии сознания, в то время как язык окончательно размяк, и я уже не могла произнести ни слова, ощущая усиливавшееся оцепенение в каждой молекуле тела.

– Любишь, значит, пожёстче?! А я всегда с тобой носился, как с писанной торбой… Боялся сделать что-то не так… А ты вон у нас, значит, какая… Ну, ничего! Тогда точно понравится… Еще и вылижу хорошенько!

Двухметровая стокилограммовая махина навалилась на меня сверху, придавливая к полке. Липкая ладонь стиснула губы, в то время как вторая огромная ручища скользнула прямиком под резинку спортивных штанов…

– А-н-е-е-й… – завыла, давясь его пальцами.

– Тебе понравится… Еще как, понравится… А я теперь в первой лиге играю! Контракт подписал! И квартиру хорошую снял… Люблю тебя, дуру… Ни черта ты не понимаешь… Где он? А я люблю…

Язык заплетался, ноги и руки отказывались подчиняться, сердце пронзило насквозь стрелой животного ужаса. Я даже не могла закричать – влажная ладонь заглушала жалкие булькающие звуки, доносящиеся изо рта.

– …Ну, попользовался он тобой? Поразвлёкся? А я на тебе женюсь! Ребёночка заведем, глупая! Скоро заживем, как короли! – рычал Громов, грубо растягивая меня пальцами изнутри.

По щекам ползли обжигающие солёные потоки. Брыкалась, борясь с оцепенением, которое всё сильнее окутывало тело, пытаясь сбросить с себя тошнотворную махину.

– А-е-е-й… А-д-е-й… – мычала, задыхаясь от его вторжения между ног.

Мучитель немного приподнялся, приспуская штаны. Наши взгляды врезались друг в друга – отчаяние заполнило душу до краев…

Безнадежная ситуация. Полный крах.

– Да расслабься ты! Говорю же, понравится! – зловещий гогот сорвался с трясущихся бескровных губ.

В то же мгновение Громов сжал подбородок, проталкивая язык до самых гланд. Его эрекция оказалась прямиком между бедер, провоцируя очередной рвотный позыв.