Спокойно выбрались из Орешка и покатили по старой, разбитой дороге, потом свернули на полевую грунтовку, в десять раз лучшую, чем покоцанный асфальт. В три часа дня проскочили по центральной улице старого кластера – небольшого поселка. Ни живого, ни условно живого не увидели.

В четыре дня Художник указал на старую бетонку, уводящую нас с шоссе в сторону.

– Туда сворачивай. Дальше нам придется ехать рядом с городом, а там могут сидеть зараженные. И ладно если пустыши или лотерейщики какие, но вдруг кто покрупнее? Нужно нам такое счастье? Вот я и говорю, что нет. А если туда свернем, то мы пройдем в двадцати километрах от мертвых кластеров. Дорога чуть похуже, но зато ни одного кластера с деревней или поселком, которые так любят мутанты.

– Я слышал, что там машины ломаются, – встрепенулся Кобра.

– Машины ломаются на черных кластерах, а мы их далеко объедем, – снисходительным тоном пояснил ему Художник.

По бетонке проскочили в опасной близости от низких строений из бетонных блоков и бетонных узких плит в качестве крыши. Вокруг них все заросло чертополохом и лебедой мне по грудь.

– Не ссы, – спокойно сказал Художник, заметив мое напряжение, – нет здесь никого. Кластер раз в два месяца грузится, и случилось это пять недель назад – раз, а эти скотники заброшены еще при советской власти – два.

После бетонки опять пошла грунтовка, с одной стороны ограниченная светлой лесопосадкой, с другой – светло-желтым полем с ячменем.

Понемногу дорога уходила все больше в сторону от нужного маршрута, о чем я и сообщил Художнику.

– Да мы уже почти приехали, – широко улыбнулся он и вдруг… исчез. Удивиться я не успел, так как все тело внезапно скрутила болезненная судорога, почти полностью погасившая сознание.

Очнулся от сильного удара о землю, пока окончательно пришел в себя, на мне уже красовалось украшение в виде наручников на руках, завернутых за спину.

– Кобра, сука! – прохрипел я, просчитав претендента на случившуюся гадость. И не угадал.

– Надо же, очнулся! – раздался голос Художника, потом меня рывком перевернули на спину. – Извини, но ты не прав, Сервий. Кобре точно так же не повезло, как тебе. Если ты повернешь голову влево, то увидишь, что твой брат по несчастью точно в таком же состоянии.

Художник встал надо мной и показал небольшой электрошокер с длинными, явно кустарно увеличенными шипами-электродами. Вот, значит, чем он меня приложил, ну гаденыш!

– Зачем ты это сделал? Разве стоит такой риск наших пожиток? – спросил я, а в голове в это время крутились мысли, что делать и почему со мной произошла такая несправедливость.

– Пожитки? Брось, мне нужны только вы, ваши упитанные молодые тушки. Даже окажись оба голыми, все равно сгодились бы.

Тут до меня донесся далекий разбойничий свист, потом еще раз. Услышав его, Художник оставил меня и сделал несколько шагов вперед, подходя к капоту, чтобы посмотреть на свистуна, которого закрывала машина. Я внимательно следил за ним и в тот момент, когда он вложил пальцы в рот и резко свистнул, активировал Дар невидимости.

Попав в мертвую зону, я выиграл две секунды, за которые успел подняться и сделать несколько шагов назад, прячась за машину.

– Твою мать!.. – за спиной с удовольствием услышал удивленный и даже испуганный голос Художника. – Сервий, хватит прятаться, никуда ты не уйдешь, только ребрами и зубами потом расплатишься, когда тебя притащат обратно.

Идею скрыться в посевах я мгновенно отмел. Слишком низкорослый ячмень, да и выдадут меня движение колосьев и примятый след на ниве. Нет уж, лучше обежать «рыжика» и чесануть в лесопосадку, за которой раскинулось еще одно поле, но уже заросшее бурьяном и молодой березовой порослью, в которой укрыться намного легче с помощью Дара.

А за спиной продолжал яриться Художник:

– Сервий, сука! Я тебе глаза вырежу и яйца раздавлю, когда найду!

«Сначала найди», – мысленно пожелал я «удачи» в этом деле предателю. Под неумолкающие угрозы и все увеличивающуюся истеричность в голосе Художника я проскочил лесопосадку и оказался среди молоденьких березок. Только тут, рухнув на землю в густых зарослях, я деактивировал отвод взгляда и стал извиваться, как червяк на крючке, пытаясь перетащить скованные руки через ноги.

«Ну и зад ты себе отожрал, твое римское величество».

В видеороликах и в кино у героев все получалось замечательно, а вот мне пришлось изрядно повозиться, пока не вернул себе некую свободу действий. Несколько раз замирал и начинал прислушиваться к суете на дороге у машины, где заметно прибавилось народу.

К гаду Художнику подошли еще пятеро, все разномастно одеты, один и вовсе щеголял в чуть запыленных белых джинсах и кроссовках, светлой футболке и жилетке в сеточку. И именно этот гад оказался самым опасным.

Я увидел, что он очень низко опустил голову, почти касаясь подбородком груди, замер и вдруг резко выпрямился и посмотрел мне прямо в глаза. Его жест в мою сторону уже почти ничего не значил, и так ясно, что меня нашли.

Угораздило же меня наткнуться на команду похитителей с сенсом.

Пришлось активировать скрыт и что есть духу убегать в сторону, уходя с направления, которое сенс указал своим подельникам.

Отмахав метров двадцать, я упал на землю и потянул из кобуры револьвер. Скованными руками действовать было жутко неудобно, но, как сказал один киногерой: «Захочешь жить – еще не так раскорячишься».

С револьвером в руках я осторожно выглянул из кустов… Стоят родненькие, недалеко от машины собрались в кучку, а лицо у сенса изумленное, даже отсюда это различимо. Видимо, сильно потряс его мой фокус с исчезновением.

Мне очень хотелось отомстить за предательство, так сильно, что самым первым на мушке револьвера оказался Художник. Но, выбирая между ним и сенсом, пришлось остановиться на Чувствующем, который был самым опасным в данный момент.

Между мной и врагами было чуть больше пятидесяти метров. Для кургузого револьвера, который Прапор ругал за короткий семисантиметровый ствол, дистанция запредельная. Тут уже никакое мастерство не поможет, только и остается, что уповать на удачу.

Или на Дар Улья.

Красная нить протянулась от меня к сенсу, коснулась его головы, потом неуверенно сползла на левую сторону груди. Я просто испугался, что банально промахнусь, например, противник резко дернется, кивнет или отвернется, а от пули в сердце не так-то легко уйти. Даже если она ударит рядом, все равно рана будет смертельная – сердце банально остановится от мощного удара тяжелой пули. Бронежилета на нем нет, а простая майка – слишком незначительная преграда для револьверной пули весом около тридцати граммов.

За мгновение до выстрела сенс опять активировал свой Дар и даже почувствовал опасность, иначе с чего ему вдруг пытаться отскочить назад, чтобы укрыться за машиной?