— Если мы сумеем его нарисовать.

— Почему бы и нет? — настаивал Фабиан.

Аллейну стало ясно, что все пережитое не прошло для его собеседника даром — изрядно расшатало — нервную систему.

— Если собрать нас всех и разговорить, вы как специалист с непредвзятым взглядом обязательно сумеете что-то из этого извлечь. По тембру наших голосов, по оговоркам, по уверткам. Человек с вашим опытом умеет распознавать такие знаки. Вы согласны?

— Человек с моим опытом должен относиться к таким знакам с большой осторожностью, — ответил Аллейн, стараясь не допустить в голосе назидательности. — Их нельзя считать уликами.

— Да, но в совокупности с уликами?

— В этом случае их, разумеется, следует принимать во внимание.

Фабиан нетерпеливо продолжил:

— Я хочу, чтобы вы имели перед собой собирательный образ Флосси. Одного моего мнения о ней явно недостаточно. В моих глазах она выглядела как некое воплощение высокомерной деловитости. Но Урсула, например, считала и до сих пор считает ее замечательной женщиной, для Дугласа она была легко управляемой и весьма выгодной тетушкой, а для Теренс — строгой и требовательной начальницей. Однако я не имею права говорить за других. Я хочу, чтобы вы беспристрастно выслушали нас всех.

— Вы же сказали, что в последние полгода все вы не обмолвились о ней ни словом. Как же я посягну на ваш обет молчания?

— Но ведь детектив — это своего рода штопор, открывающий бутылку, — нетерпеливо возразил Фабиан.

— В самую точку, да поможет нам Господь, — добродушно согласился Аллейн.

— Вот видите! — торжествующе вскричал Фабиан. — Я вам обеспечу полную поддержку. Вы вряд ли столкнетесь с большими трудностями. С ними будет не сложнее, чем со мной. Мне ведь стоило титанических усилий написать вам письмо. Я и потом мучился. Если бы мог, вернул его. Вы не представляете, как я боялся начинать разговор, однако теперь разговорился и болтаю без удержу.

— А вы предупредили их о моем визите?

— Сказал, что вы здесь будете находиться как официальное лицо с ведома полиции и секретных служб. Честно говоря, их это не слишком волнует. Сразу после происшествия все в усадьбе изрядно перепугались, каждый боялся попасть под подозрение. Но мы четверо никогда не подозревали друг друга. Позже, когда полицейские замучили нас своим следствием, мы перестали испытывать что-либо, кроме усталости. Мы были просто в изнеможении, на пределе. Потом все прекратилось, однако вместо облегчения мы почув-ствовали какое-то внутреннее беспокойство, о котором предпочитали не говорить. Началась какая-то кошмарная игра в прятки. Думаю, они даже обрадовались, когда узнали о вашем приезде. Им известно, что ваш визит как-то связан с нашим «проектом икс», как высокопарно называет его Дуглас.

— Выходит, они знают о ваших разработках?

— Только в общих чертах, не считая Дугласа. Так уж получилось.

Аллейн бросил взгляд на суровый пейзаж.

— Рискованный шаг, — заметил он и после небольшой паузы добавил: — Вы хорошо все обдумали? Вы отдаете себе отчет, что придется идти до конца и вы уже не сможете ничего изменить?

— Я думал об этом ad nauseam[24].

— Считаю своим долгом вас предупредить. Я ведь часть государственной машины. Любой может привести меня в действие, но только государство сможет меня остановить.

— Согласен.

— Ну что ж, я вас предупредил.

— Все равно угощу вас хорошим ужином.

— Значит, вы хозяин дома?

— Да. А вы разве не знали? Дядя Артур оставил Маунт-Мун мне, а Флосси завещала все свои деньги Дугласу. Так что здесь как бы два хозяина.

Дому в Маунт-Мун было уже под восемьдесят, а в Южном полушарии это немалый возраст. Его построил дед Артура Рубрика, который завез сюда лес на телегах, запряженных волами. Сначала это была скромная четырехкомнатная постройка, которая постепенно разрасталась, приобретя особо внушительные размеры во времена миссис Рубрик, которая неутомимо расширяла жилье своего супруга, компенсируя этим отсутствие прибавления в его семействе.

Дом имел смутное сходство с усадебным домом в графстве Сомерсетшир, который дедушка Артура великодушно уступил брату, менее склонному к поиску приключений. Викторианский фронтон и неизбежная оранжерея в сочетании с фамильными портретами и явным излишком мебели безошибочно указывали на английское происхождение хозяев.

Сад был разбит в ностальгическом стиле, с большими финансовыми затратами и без учета местного климата. Из всех деревьев, которые посадил старый Рубрик, выжили только пирамидальные тополя, лучистая сосна и несколько местных пород. Теннисная площадка, отвоеванная у зарослей жесткой травы, летом желтела и покрывалась пылью. Живописные аллеи сомерсетширской усадьбы были частично воспроизведены с помощью зимостойких плетистых роз и вьющихся растений, а там, где те все-таки вымерзли, их место заняли стриженые тополя. Окна столовой удивленно взирали на странную метаморфозу, произошедшую с традиционным английским садом. Но над этой неубедительной декорацией открывался такой безбрежный простор! Огромная равнина уходила вдаль, растворяясь в сизой дымке, и сливалась там с низкой грядой облаков, над которой парили в розовом эфире вершины гор.

Вечером, сидя за ужином, Аллейн наблюдал, как на плато опускается ночь. Пик горы Пронзающая Облака еще долго сиял золотом и пурпуром, хотя горы пониже уже погрузились во мглу, словно в них налили темное вино. Он чувствовал, как в дом проникает ночной горный воздух, и с удовольствием вдыхал запах дров, пылающих в камине.

Аллейн снова оглядел сидевших за столом.

В свете свечей все они, за исключением экономки, казались совсем юными. Самой старшей на вид была англичанка Теренс Линн, бывшая секретарша Флоренс Рубрик, но, возможно, ее просто старила прическа. Разделенные прямым пробором и гладко зачесанные волосы были свернуты на шее в строгий узел, что придавало ей сходство с балериной. Такой же строгой была ее одежда — черное платье с накрахмаленными батистовым воротником и манжетами. Не совсем вечернее, но, похоже, мисс Линн в отличие от мужчин неукоснительно переодевалась к ужину. У нее были длинные белые пальцы, и казалось странным, что после смерти хозяйки дома она осталась в Маунт-Мун в качестве садовницы. В ее облике все еще угадывалось прежнее занятие, а вид был деловой и ответственный, но в движениях проскакивало что-то суетливо-мышиное.

Урсула Харм, стройная медноволосая красавица, оказалась на редкость общительной. Сразу после приезда Аллейн встретил ее на теннисной площадке в коротком белом платьице и темных очках. Она сразу же завела разговор об Англии, вспоминая модные предвоенные развлечения и пытаясь выяснить, какие ночные клубы уцелели после воздушных бомбардировок. Девушка сообщила, что когда началась война, она как раз находилась со своей опекуншей в Англии. Ее дядя, который сейчас воюет на Ближнем Востоке, убедил ее вернуться в Новую Зеландию и пожить у миссис Рубрик в Маунт-Мун.