Парадоксально, но из предыдущих теорий можно сделать и совершенно противоположный вывод. Если относительно здоровые люди настолько более восприимчивы к психотерапии, то, возможно, стоит уделить большую часть времени, затрачиваемого на профессиональную психотерапию, наиболее здоровым, а не наименее здоровым людям на том разумном основании, что лучше усовершенствовать десять человек в год, чем одного, в особенности если эти несколько человек занимают должности, на которых они могут выступать в качестве непрофессиональных психотерапевтов (например, учителя, социальные работники, врачи). В определенной степени так и происходит. Значительная часть времени опытных психоаналитиков и специалистов в области экзистенциального анализа занята подготовкой, обучением и психоанализом молодых психотерапевтов. Широкое распространение получило и обучение психотерапевтами врачей, социальных работников, психологов, медсестер, священников и учителей.

Инсайт и удовлетворение потребностей

Прежде чем закончить рассмотрение инсайт — терапии, необходимо разрешить дихотомию, которую, как предполагалось до сих пор, составляют инсайт и удовлетворение потребностей. Чисто когнитивный или рационалистический инсайт (холодное, бесстрастное знание) это одно; инсайт организма — нечто совсем другое. Полный инсайт, о котором иногда говорят фрейдисты, — это осознание того факта, что одно лишь знание собственных симптомов, даже если к нему добавить понимание их происхождения, и осмысление динамической роли, которую они играют в существующей психической структуре, само по себе не имеет целительного характера. Его должен сопровождать эмоциональный опыт, повторное переживание этого опыта, катарсис, реакция. Таким образом, полный инсайт — это не только когнитивный, но и эмоциональный опыт.

До некоторой степени более точно утверждение, что подобный инсайт часто является опытом конативного характера, связанным с удовлетворением потребностей или фрустрацией, реальным ощущением того, что ты любим или отвергнут, находишься под защитой или ощущаешь презрение. Чувство, о котором говорят психоаналитики, в таком случае представляется реакцией на осознание человеком, например, того, что отец действительно любил его, после пережитого им заново 20–летнего опыта; ранее осознание этого факта подавлялось или было неадекватным. Другим примером может быть внезапное осознание женщиной того, что она ненавидела свою мать, хотя до сих пор она считала, что любила ее.

Этот неисчерпаемый опыт, когнитивный, эмоциональный и конативный одновременно, мы можем обозначить как инсайт организма. Но ведь до сих пор мы занимались изучением в первую очередь эмоционального опыта. В этом случае нам следует расширить границы объекта изучения, включая в него конативные элементы; в конечном счете мы должны говорить о холистических эмоциях или эмоциях организма [в целом] и т. д. Это касается и конативного опыта, который также следует расширить до опыта организма в целом. Последний шаг представляет собой осознание того, что не существует различий между инсайтом организма, эмоциями организма и способностью организма к волевым проявлением, за исключением тех случаев, когда этот подход и первоначально существовавшие дихотомии рассматриваются как артефакты чрезмерно атомистического подхода к предмету.

Слова нормальный и аномальный имеют такое множество значений, что стали практически бесполезными. Сегодня психологи и психиатры чаще всего заменяют эти слишком общие слова более специальными понятиями. Именно этим мы и займемся в этой главе.

В целом попытки определить соответствие норме относятся или к сфере статистики, или к сфере культуры, или же к биологии и медицине. Однако все это лишь формальные определения, этакие парадные дефиниции, которые не подходят для повседневной жизни. Неформальное значение слова должно быть столь же определенным, как значение любого специального термина. Большинство людей подразумевают нечто свое, задавая вопрос что есть норма? Для большинства людей, даже для специалистов, в определенных аспектах это вопрос ценностного характера; в действительности речь идет о том, что представляет для нас ценность, что, по нашему мнению, хорошо, а что плохо, о чем нам следует беспокоиться, за что мы ощущаем вину, а что считаем добродетелью. Я бы хотел рассмотреть название этой главы как в специальном, так и в разговорном смысле слова. По моему впечатлению, многие профессионалы в данной сфере делают то же самое, хотя большую часть времени просто не осознают этого. Ведется много дискуссий о том, что означает соответствие норме, но очень мало о том, что оно означает в контексте, в нормальном разговоре. В своей врачебной практике я всегда интерпретировал вопрос о соответствии норме и аномалии, прежде всего принимая во внимание контекст, в котором говорящий употребляет это слово. Когда мать спрашивает меня, нормален ли ее ребенок, я воспринимаю это как вопрос о том, должна она беспокоиться о ребенке или нет, должна ли она прилагать дополнительные усилия, для того, чтобы определенным образом контролировать поведение ребенка, или не обращать внимания и не волноваться. Когда люди после лекции задавали вопросы о соответствии норме и отклонениях от нормы, касающихся сексуального поведения, я относился к их вопросу так же, и смысл моих ответов состоял в следующем: «Да, это должно вызывать беспокойство» или «Нет, об этом не следует беспокоиться».

Думаю, настоящей причиной для вновь возникшего интереса к этой проблеме среди психоаналитиков, психиатров и психологов является сознание того, что это очень важный вопрос ценностного характера. Когда, например, Эрих Фромм говорит о соответствии норме, он употребляет данное понятие в связи с добродетелью, желательностью и ценностью. Так же поступало большинство авторов, касавшихся данной темы. Работа такого рода и теперь и в прошлом была откровенной попыткой выстроить психологию ценностей, которая могла бы служить практическим руководством для обычного человека, и наряду с этим представлять собой систему ценностных ориентаций для преподавателей философии и других специалистов.

Мы можем пойти еще дальше. Для многих психологов подобные усилия все в большей степени являются попыткой сделать то, что пытались и не сумели сделать различные религии, а именно дать людям представление о человеческой природе как таковой, о ее взаимоотношениях с другими людьми, с обществом в целом, с миром в целом, предложить систему ценностных ориентаций, с помощью которой они могли бы понять, когда должны сознавать свою вину и когда этой вины за ними нет. Таким образом, мы занимаемся тем, что представляет собой научную теорию нравственности. Мне бы очень хотелось, чтобы изложенное в этой главе воспринималось именно таким образом.

Прежде чем мы перейдем к этой важной теме, давайте сначала обратимся к некоторым не слишком удачным попыткам специалистов дать определение соответствия норме.

Среднестатистическое значение

Статистические исследования поведения человека сообщают нам о том, как обстоят дела в действительности; при этом предполагается, что результаты исследований свободны от оценочных характеристик. К счастью, большинство людей, даже ученые, не могут устоять перед соблазном одобрительно высказаться в пользу того, что представляет собой наиболее распространенные и часто встречающиеся явления, в особенности в нашей культуре, которая горой стоит за среднестатистического человека. Например, блестящее исследование сексуального поведения, проведенное Кинси, может быть весьма полезно как источник необработанной информации, которая в нем содержится. Но доктор Кинси и др. не могут избежать рассуждений о том, что есть норма, (т. е. желательное). В нашем обществе обычной является патология сексуальной жизни (с психиатрической точки зрения). Это не делает ее нормальным или здоровым явлением. Нам нужно научиться говорить об обычном или среднестатистическом просто как об обычном или среднестатистическом.