Лора Оливер. Когда Аттиус увидел ее, то она напомнила ему Клео Вудворт, но только в первое мгновение знакомства. Стоило ему заглянуть в ее голову – и мнение изменилось. Лора была другой – гневной, пылкой, чуть более живой и чуть более человечной. И еще Лора была охотником. Таким же охотником, как и Аттиус. Только он истреблял вендари, а она их слуг. Но база была одной. И это роднило их – так чувствовал Аттиус и пытался передать эти чувства Лоре, когда показывал ей историю Наследия.

– Вот только не надо искать во мне друга, – сухо сказала она, но позднее, по дороге в резервацию, неожиданно оттаяла, подобрела. Спрашивала о тонкостях охоты на вендари, а сама думала о Брэде Ричардсе и балерине, с которой он живет, потому что Клодиу внушил ему это, принудил к этому.

– Хочешь, чтобы я вернул воспоминания отцу твоего ребенка? – спросил ее напрямую Аттиус.

– А ты можешь? – так же напрямую спросила Лора.

– Я могу попробовать.

– Значит, попробуем.

Они замолчали на какое-то время, затем вернулись к деталям охоты на вендари. Аттиус смотрел на Лору и думал, что с Габриэлой, с Матерью, никогда, наверное, не сможет разговаривать вот так – смело, открыто. Да и не станет Габриэла спрашивать его о деталях охоты. Для нее это лишь ненужные мелочи жизни. «Интересно, а какая мать у Лоры?» – подумал Аттиус, пытаясь представить старую женщину, возглавлявшую резервацию так же, как Габриэла возглавляла Наследие. Он мог попытаться вытащить образ матери у Лоры из головы, но предпочел дождаться момента, когда увидит ее своими глазами. Что удивило его, когда состоялась эта встреча? Мать держалась с Лорой холодно, отстраненно. Плюс она обвиняла дочь за то, что она повторяла судьбу своего отца. Аттиус наблюдал за их общением и говорил себе, что Габриэла никогда не указывала детям Наследия на то, кем был их отец, никогда не упрекала и уж точно никогда не проводила параллелей. А ведь отцом детей Наследия был древний – что может быть хуже?

– Вы должны гордиться своей дочерью, а не ругать ее, – тихо сказал Аттиус старой женщине, перед тем как показать, почему нужно эвакуировать резервацию.

Мать Лоры не ответила. Аттиус забрался к ней в голову, в мысли… Хотел бы он сказать Лоре, что мать любит ее, переживает за нее, но… Нет, любовь и переживания были, если заглядывать в воспоминания, но все они остались где-то в прошлом. «Наверное, виной всему, что они живут слишком долго», – решил для себя Аттиус…

Чуть позже, когда эвакуация будет почти закончена, зараженные отправлены в приюты и к родственникам, а в резервацию приедет Клео Вудворт со своим сыном, Фонсо, заглянув в мысли своего противника – Аттиуса, – назовет его глупцом. Глупцом за размышления о жизни Лоры, глупцом за анализ человечности и, уж конечно, за любовь к Габриэле.

– Старуха никогда не любила вас, – рассмеется Фонсо в лицо охотнику Наследия, а Клео Вудворт будет стоять за спиной сына и тупо скалиться подаренной им улыбкой Гумплена.

Узнает ли она Лору Оливер? Нет. Узнает ли ее Лора? Да. Узнает, вспомнив, как видела ее в доме своего отца. Видела когда-то в далеком прошлом…

– Слишком долгие жизни! – сокрушенно подметит Фонсо, перехватив эти мысли, но затем… затем он увидит воспоминания Скендера о болотах Мончак.

Сначала его заинтересуют собравшиеся там древние – славная трапеза, но потом он увидит Ясмин, увидит ребенка, которого она вынашивает, увидит еще одного претендента на свой титул короля мира и забудет обо всем остальном.

– Мы должны убить ее, – скажет он матери.

– Ее? – растеряется Клео Вудворт.

– Девочку. Самку вендари… Твою чертову еще не рожденную внучку…

Болота Мончак. Ясмин. Вендари. Черная месса в честь похорон старого короля вуду – Моука Анакони. Но тела короля нет. Оно превратилось в прах. Поэтому вместо короля хоронят куклу. Днем. Процессия вышагивает по главному острову, где находился дом короля. Люди разодеты, как на параде фриков. Слез нет. Сигареты с марихуаной. Играет бодрый джаз – четыре трубача и два барабанщика. Процессия пританцовывает. На головах – цилиндры и котелки, в отвороты которых вставлена фотография Моука Анакони. Дочь короля Аламеа идет впереди. На ней одето белое платье, а на голове черная дамская шляпка – новая королева вуду, новая избранница духов лоа, которая не верит ни в духов, ни в вуду, только в деньги и власть. И две эти субстанции еще более эфемерны и капризны, нежели благосклонность богов и духов. Принять участие в похоронах – уважить паству. Вернуться в офис покойного отца, проверить сейф. Деньги. Деньги и власть. Но на этих болотах власть – это вендари. Древние, замкнутые, молчаливые и вечно голодные. Аламеа их боялась и не доверяла им. Они приезжали на болота Мончак не ради веселья, как их слуги, и не ради крови. Их привлекала Ясмин. Их привлекал ее ребенок. Первая самка древних за последние тысячелетия. И этот еще не рожденный ребенок путал все планы.

Если раньше вендари со своими слугами бежали на болота Мончак от Наследия, о котором ни Аламеа, ни ее покойный отец так и не смогли узнать ничего конкретного, то теперь древние стягивались сюда, потому что на болотах была Ясмин. Они селились возле ее нового дома, держались обособленно. И если вначале их присутствие было не столь очевидным – один-два древних за несколько месяцев, – то после того, как ребенок Ясмин продемонстрировал свою силу, уничтожив дом, четверых слуг и Моука Анакони, а слухи об инциденте разлетелись по миру, не прошло и недели, как на болотах Мончак поселилась еще дюжина вендари. Аламеа чувствовала, как власть, которую даровала ей смерть отца, ускользает у нее из рук. Последней надеждой были похороны короля вуду, обещавшие, что его паства признает дочь своей королевой. Так что, шествуя во главе похоронной процессии, Аламеа занималась лишь тем, что заглядывала в глаза людей и пыталась отыскать в них поддержку.

Как же в этот момент ей не хватало Скендера! Не хватало не советчика и друга, а просто хорошего любовника, в объятьях которого можно забыться и сбросить с плеч груз ответственности. Слухи о его судьбе ходили разные. Одни говорили, что видели, как рожденная самкой вендари сила уничтожила дом, проглотив Скендера, когда он попытался войти внутрь, беспокоясь о судьбе Ясмин. Другие уверяли, что видели, как Скендер бежит с болот на старой лодке, но на причалах Нового Орлеана никто не видел его. Были и те, кто свидетельствовал, как Скендера разрывают на части аллигаторы, выбравшиеся на берег, когда черный вихрь разрушал дом Ясмин. А некоторые клялись, что Скендера осушили и закопали старые слуги. Еще Аламеа слышала дикую байку о вендари, который был тронут красотой голубоглазого Аполлона и, пленив его, бежал с болот. Аламеа слушала все эти истории и сожалела лишь об одном – теперь придется искать нового любовника. Сожалела, пока на болота Мончак не потянулись вендари. Новая сила. Новая власть.

В день похорон своего отца Аламеа не могла думать ни о чем другом, кроме борьбы за власть. И борьбу эту она проигрывала. Не нужно ждать, чтобы понять это, – достаточно заглянуть в глаза людей, населявших остров. Страх и сомнения. Даже ночная черная месса, на которую рассчитывала Аламеа, не получила ожидаемого размаха. В доме, где обычно не продохнуть от набившегося в него народа, было просторно и гулял сквозняк. На черную мессу пришли лишь самые верные и преданные, да несколько молодых и алчных, надеявшихся подобным образом ускорить свое продвижение в иерархии болот Мончак. Аламеа смотрела на них и хотела послать все к черту.