Перед его мысленным взором пронеслись ночные сцены их нежной страсти. Он был властным, но терпеливым учителем для этой прекрасной невинной девушки, но останется ли она верна ему, когда он покинет город? Рива уже привыкла каждую ночь нежиться в умелых мужских руках — так не захочет ли она сменить его ласки на ласки, например, того же Чарлза Уайтхолла?

Одна мысль о таком повороте событий заставляла Джеффа яростно сжимать кулаки. Дело было даже не в том, что нем говорило мужское чувство собственничества, желание заполучить Риву в полное и безраздельное владение: скорее речь тут шла о каких-то более глубоких чувствах, в которых он только-только начал разбираться.

Ирония судьбы заключалась в том, что первая женщина, к которой Джефф испытал такие нежные, глубокие чувства, не просто не отвечала ему взаимностью, но, казалось, ненавидела его всеми фибрами души: для нее он был врагом и ассоциировался со всеми бедами, которые неожиданно свалились на ее голову. Милая упорядоченная жизнь, которую Рива вела до войны в этом забытом Богом южном городке, вмиг разрушилось, а вслед затем появился он, Джеффри Бэнкс, и непонятно по каким причинам предъявил на нее права. И как же ей объяснить, как ее убедить теперь, что он вовсе не собирается ломать ее жизнь, а, напротив, готов защитить ее ото всех невзгод и проблем. Если бы она хоть чуточку смягчила свое сердце, если бы только она дала ему хоть малейший шанс…

Кто бы мог подумать, что когда-нибудь ему в голову придут такие мысли! Чаще всего он удачно избегал любого рода длительных отношений и, как только чувствовал, что интерес к нему женщины простирается дальше постельных утех, вмиг сматывал удочки и навсегда исчезал из ее жизни. Он даже создал теорию, будто такое поведение связано у него с печальными воспоминаниями детства. Дело в том, что мать бросила их с отцом, когда Фостер был еще ребенком, и сбежала со своим любовником. После этого она даже ни разу не поинтересовалась судьбой сына. При этом одни говорили, что якобы у нее новая семья, другие — что любовник ее бросил и она прозябает в одиночестве, но доподлинно никто ничего не знал.

Джеффу мать запомнилась в удивительно ярких, красивых красках. Иногда ему даже казалось, что он помнит ее голос, ее смех, но на самом деле все эти воспоминания он придумал себе сам.

В детстве ему очень не хватало материнского тепла. Отец заботился о нем как мог, но это не могло заменить материнской ласки.

Может быть, именно поэтому Джефф никогда полностью не доверял ни одной женщине. Он умел пользоваться их красотой и не обижать откровенным равнодушием, однако каждая женщина, которую он оставлял в своем бурном прошлом, наверняка вспоминала о нем с легкой досадой, в которой вряд ли признавалась даже себе самой.

Не оттого ли он так легко поддался на милые чары Марши Симпсон и объявил о помолвке с этой симпатичной, но такой чужой для него блондинкой? Скорее всего Джефф боялся закончить свои дни в одиночестве, так же как и его отец, и в то же время ему не хотелось быть обманутым, брошенным, преданным женщиной, которой он открыл свое сердце.

Так обстояли дела до того дня, когда в его жизни появилась эта маленькая хрупкая женщина, заставившая чувствовать его рядом с собой и беспомощным, и всесильным одновременно.

Сквозь неплотно притворенную дверь до него донеслись женские голоса, и Джефф понял, что Теодора Лонгворт и ее племянница спускаются к завтраку. Он стремительным движением пересек комнату и раскрыл дверь.

— Мне надо срочно поговорить с тобой, — поздоровавшись с обеими дамами, заявил он. — У меня появилась новая информация от доктора Райта о здоровье твоего брата.

Заметив, как побледнела Рива, Джефф тут же пожалел о резкости своих слов: она, очевидно, подумала, что с Фостером Синклером случилось что-то ужасное. Что ж, такой вариант тоже был на руку Джеффу: чем больше Рива зависит от него, тем легче ему убедить ее в том, что ради нее он готов на все.

Войдя в кабинет, Рива плотно закрыла за собой дверь.

— Джефф, умоляю, скажи, что с Фостером? — тихо проговорила она.

Майор успокаивающе коснулся ее плеча и тут же увлек за собой в глубь комнаты.

— Милая, прости, если я напугал тебя, — мягко сказал он. — Новости самые что ни на есть утешительные, так что тебе нет нужды волноваться.

— Ах вот как? — Рива с трудом перевела дыхание. — Зачем тогда ты устроил весь этот спектакль перед тетей? Неужели только для того, чтобы в очередной раз показать, что наша судьба в твоих руках?

Джефф нетерпеливо прижал ее к себе.

— Дорогая, это был просто повод, чтобы лишний раз побыть с тобой наедине, вот и все.

Он прикоснулся губами к ее губам, увлекая за собой в неведомые дали наслаждения, а затем чуть подрагивающим голосом произнес:

— Тебе хорошо со мной, ведь правда?

Борясь с подступающей слабостью, Рива тряхнула головой.

— Джефф, ты сказал, что у тебя есть новые сведения о здоровье Фостера.

Майор поморщился и неохотно выпустил ее.

— У твоего брата все хорошо: через неделю его можно будет уже выписывать из госпиталя.

— Выписывать? — выдохнула Рива, тут же позабыв обо всем остальном. — И что потом? Тюрьма?

— Пока не знаю. — Джефф пожал плечами. — Все решится, когда мы с генералом Макферсоном вернемся. — Он вдруг замолчал. Совсем не так ему хотелось рассказать Риве о своем возможном отъезде.

Прочитав в ее встревоженном взгляде немой вопрос, майор попытался вновь обнять ее, но Рива не позволила ему приблизиться, воскликнув:

— Вернетесь? О чем ты, Джефф?

— Дело в том, — медленно произнес он, — что сегодня поступило распоряжение выдвинуться из города на помощь войскам генерала Роузкранса.

Взгляд Ривы потемнел. От мысли, что Джеффа не будет рядом, у нее мучительно засосало под ложечкой, но она не собиралась показывать этому самовлюбленному нахалу, что будет скучать по нему. Если она даст ему хоть малейший, самый что ни на есть крошечный повод думать, будто эта новость может ее расстроить, отступать будет уже некуда. Между ними существует соглашение, и она обязана его выполнять до момента, пока оно в силе, но не более того. Нет, никогда она не признается майору Джеффри Бэнксу, что ей будет не хватать его поцелуев.

— А что станет с Фостером? — настойчиво поинтересовалась она.

Джефф стиснул зубы. Неужели ей по-прежнему наплевать на него, неужели ее волнует только судьба брата? В прекрасных изумрудных глазах Ривы он не улавливал ни тени сожаления по поводу его отъезда; и хотя Джефф пытался убедить себя, будто все дело в ее нежелании демонстрировать свои чувства, но разгорающийся огонек ревности жег его сердце все сильнее. Что, если она уже обдумывает, как весело провести время в его отсутствие?

Стараясь проявлять сдержанность, он спокойно произнес:

— Твой брат будет находиться в госпитале под охраной.