мнение о моем поведении в бою, общей эффективности и благоразумии в любые уши, которые захотят воспринять эту информацию! Мои же оставьте в покое!

— Слышишь…

— Эскиольда, иди в жопу, нетраханная ты овца! Вы не сделали ничего. Совершенно ничего, кроме того, что догадались заткнуть Аддамсу лишние дырки, а затем чуть не убили меня своими заклятиями парализации!

— Ак…

— Ни-че-го!

— Да ты на нас чуть не кинулся, урод-скотина-тварь-безумная!!!

— Кулак в жопе…

— Всё, уходим, уходим!! Лежи, мать твою!

— И принесите мне кого-нибудь живого! — гаркнул я им в след, откидываясь на подушки. На соседней койке спал Алхимик, забинтованный и обложенный сонными заклинаниями так, что его состояние скорее напоминало кому. Правда, я его не видел, нечем было. Глаза, мои прекрасные, но чересчур сложные глаза, росли медленно.

Куча гениев, а толку нет ни до боя, ни во время, ни после. Ладно у меня на всё про всё ушло минуты полторы, из которых минута прошла там, внизу, на ступеньках, но, чтобы не иметь в загашнике ничего, чтобы быстро поставить на ноги продырявленного разумного? Абсурд. И эта еще… ну так бесит. Был дед, вредный дед, подлый, с мерзким характером, но и с яйцами! А теперь это какая-то… блондинка тупая. Стелла ей сто очков форы может дать хотя бы тем, что молчит, когда надо!

Тогда всё вышло паршиво. Оставь Аддамс хотя бы двух паршивых Должников караулить главный вход, мы бы без всяких проблем улетели. Он же, в принципе справедливо опасаясь, что у любого из выданных дочерью помощников может оказаться обостренный слух, выгнал всех к чертовой бабушке куда подальше. Зонанцы, предварительно уже расстроенные моими сбежавшими бывшими коллегами, решили, что ранняя птичка червячка склюнет. Таких умных оказалось неприятно много. Станислав получил два скверных и опасных ранения, оболочка дирижабля с сотню дырок от пуль, а я возможность устроить очередную бойню и новую порцию непередаваемых ощущений заживого освежеванного и ослепленного. Плюс попытка трахнуть в мозг от её высочества Эскиольды, оказавшейся вопиюще бесполезным активом. Бесполезна и вопиюща, вот так.

Далеко с пропускающей оболочкой мы улететь не могли, но на короткий вояж хватило. Всего лишь с пару десятков километров над совершенно непригодной как для жизни, так и для путешествий сушей, представляющей из себя почти голую скалу, разрезанную глубокими ущельями. Прямиком к стоящему на скальном же мысе дворцу, давным-давно выстроенному для династии ил-Шаадоров. В главное логово покойного Механика. Хорошее, уединенное и, что куда важнее, не разграбленное место, где наша полугоблинша может залатать оболочку.

Без глаз лежать мне возле дрыхнущего Аддамса невыносимо скучно, поэтому я, вытерпев всего один день, встал и начал заниматься выеданием нервов у окружающих. Бродил, щупая стены руками, выбешивал народ едкими комментариями насчет их приспособленности к активным боевым действиям. Какое-то оправдание собственного бессилия в инциденте, когда был ранен Алхимик, было лишь у Джона, затащившего то ли босса, то ли друга под защиту корпуса посудины и тут же приступившего к борьбе за его жизнь, здоровье и запас крови. Остальные лишь суетились рядом, никуда не собираясь лезть, так как никто не лез к дирижаблю. Кстати, это случилось еще до того, как я дошел до рукопашной, но не суть.

Маги и эльфы потерпели моё бурчание, но недолго. Отобрав у Стеллы замазку и вынудив её продемонстрировать экспресс-курс по латанию оболочки, они хором выпнули меня и её на миниатюрный пляж у подножия горы. Там девушка, бурча и пыхтя, долго драила меня с помощью песка и морской воды, а затем, передохнув, пробурчала что-то глубокомысленное из разряда «да пошло оно всё к такой-то матери», взялась пользовать сексом. Я, впрочем, не остался в роли пассивного наблюдателя, вскоре ответив ей всей накопившейся в чужой шкуре взаимностью, пока полугоблинша не попросила пощады. Правда потом, лежа рядом со мной на песке и уткнувшись мне носом в шею, она грустно спросила, почему всё… так.

Ответ на это у меня был готов давно. Выкристаллизован, так сказать.

— Знаешь, чем взрослые отличаются от детей? — спросил я её, тут же сам и отвечая, — Ничем. Они те же дети, только уже хлебнувшие дерьма. Это им не понравилось, но они научились с этим жить. Что-то делать, что-то не делать, понимаешь? Ты раньше летала на одном дирижабле, теперь уже знаешь их штук пять. Общее понимание эти калош повысилось, да? Но если тебя посадить на мостик большого железного корабля… помнишь, нас на такой Крюгер заманил? Вот…

— Я не смогу ничего, — пробурчала мне в шею красноголовая, — Совсем. Ну, может…

— Не может. Не сможешь. Весь твой опыт, вся твоя «взрослость», связанная с дирижаблями, гроша ломаного не стоит, когда речь заходит о военном морском судне. Максимум компас узнаешь. Там даже роли пилота нет, целая команда этой галошей управляет. Но… ты можешь взять ствол, воткнуть в спину капитану, и вынудить его отдавать нужные тебе команды. Это, по сути, единственный способ для тебя, для меня, для Волди… сдвинуть этот корабль с места. Понимаешь?

— Ты хочешь сказать, что мы как дети?

— Ты не ребенок, ты младенец. Ребенок — это я, который уже понимает, что нужно делать всё для достижения цели, потому что если ты останавливаешься, тормозишь, размышляешь, пытаешься выбрать лучший путь, то тебе просто откусят жопу. Или снимут кожу. Или лишат зрения. Аддамса подстрелили, потому что он просто не подумал. Застрял в шаблоне, в привычке, в иллюзии, что его боятся настолько, что он может остаться во дворце один и никто туда не сунется. И чуть не сдох. Вы же затормозили, потому что были банально не готовы к такому развитию событий. Подвели меня, себя, всех.

— А ты устроил… устроил!! Такое!

— Резню, мясорубку, жесть. Знаю. И что? — я поморщился от отвращения, — Сначала я сделал дело, защитил нашего информатора, защитил дирижабль. А затем выживал. Не понимаешь? Я пытаюсь тебе объяснить, что в незнакомой ситуации взрослый человек почти ничем не отличается от ребенка. У него нет наработанных решений, он в растерянности, он медлит. Прямо как вы. Кто медлит, тот умирает. Мы еще живы. Не благодаря вам.

— Мы не Должники…

— Вы говнюки. Даже не так. Вы избалованные младенцы. С вас никогда не сдирали кожу, вы никогда не теряли