На четвертый день нашего счастья Салим принял ванну, надел чистые одежды и сказал, что собирается поговорить с отцом.

- Для Хамора настало время назначить цену невесты. - Он выглядел таким красивым в тунике и сандалиях, что мои глаза снова наполнились слезами. - Нет больше поводов для слез, даже для слез счастья, - сказал он и прикоснулся ко мне, еще мокрой после омовения, поцеловал в нос и губы, отвел меня к кровати и добавил: - Подожди меня, любимая. Не одевайся. Просто лежи здесь, и я буду думать об этом. Я скоро вернусь.

Я покрыла лицо Салима поцелуями и попросила его поспешить. Я спала, когда он вернулся и лег рядом со мной.

На следующее утро, совсем рано, Хамор отправился в лагерь Иакова, за ним следовала груженая повозка. Он не привез с собой шатер или слуг, ибо не намеревался оставаться на ночлег. Он не собирался торговаться. Разумеется, царь даже и представить себе не мог, что кто-то станет возражать против его щедрости.

В городе уже поползли слухи о Салиме и дочери Иакова, но до шатров Иакова они пока еще не дошли. Когда отец услышал, что принц взял меня в жены, он ничего не сказал и ни слова не ответил на предложение Хамора. Он окаменел, глядя на человека, о котором его сыновья Левий и Симон всегда отзывались с такой злостью, - человека его лет, богато одетого, толстого, искусно складывающего слова. Царь указал на повозку, нагруженную дарами, на овец и коз, которых пригнали его слуги. Он назвал Иакова родственником и выразил надежду, что вскоре у них будет общий внук.

Иаков опустил глаза и прикрыл рот рукой, чтобы Хамор не заметил его огорчения и удивления. Он кивнул, когда царь похвалил красоту его дочери. Иаков еще не думал о том, чтобы выдать меня замуж, хотя Лия уже и заговаривала с ним на эту тему. Конечно, я выросла и стала взрослой, но Иакову было нелегко признать это, и сейчас он пребывал в растерянности. Мысли его метались, и он надеялся отсрочить решение.

- Я должен обсудить это с моими сыновьями, - сказал он царю, измыслив подходящий предлог.

Хамор был оскорблен.

- Твоя дочь не девственница, Иаков, - сказал царь. - Но я предлагаю тебе за невесту выкуп, достойный девственной принцессы Египта; это больше, чем в свое время мой отец дал за мою жену. Не то чтобы твоя дочь стоила меньше. Скажи, что ты хочешь получить за Дину, и я нс стану торговаться, ибо мой сын полюбил ее.

И я слышал, что она и сама желала Салима. - Хамор слегка улыбнулся, совсем чуть-чуть, но Иакову показалось, что это уже слишком. Ему не понравилось, как царь говорит о его дочери, хотя сам он, пожалуй, затруднился бы сказать, красива я или нет. Все. что отец мог вспомнить, это вечно растрепанные волосы и дикий нрав, который я проявляла в играх с Иосифом.

- Я подожду решения сыновей, - сказал Иаков и отвернулся от царя, как будто он был господином Сихема, а не простым пастухом, после чего передал гостя на попечение жен. которые поспешили приветствовать Хамора и поднести ему угощение.

Хамор не видел причин оставаться и вернулся обратно во дворец, забрав дары с собой. Когда он уехал, Иаков позвал Лию и отругал ее такими словами, которые никогда прежде не звучали в его разговорах со старшей женой.

- Твоя дочь не девственница! - крикнул он. - Ты посмела скрывать это от меня! Ты опозорила меня! А теперь еще и это!

Мама была не менее Иакова удивлена новостями из дворца.

- Принц Сихема востребовал ее. Его отец приходил, чтобы заплатить полную цену невесты, как за девственницу. Я полагаю, что Дина была таковой до тех пор, пока она не побывала в этой навозной куче, называемой городом, - с горечью выговаривал жене Иаков. - Похоже, теперь она принадлежит Сихему и мне бесполезна.

Лия была в ярости.

- Иди и поговори с другой своей женой, моей сестрой, - бросила она в ответ. - Это Рахиль отвела Дину туда. Рахиль - вот, кто смотрит в сторону города, а нс на меня и не на своего мужа. Спроси ее. - Слова моей матери были исполнены желчи.

Хотела бы я знать, думала ли она в тог момент о моем счастье, важно ли ей было знать, но доброй воле я согласилась на союз с принцем или же сопротивлялась, плакала и кричала? Болело ли у нее за меня сердце?

Или же Лию просто огорчило, что теперь дочь для нее потеряна, она будет отныне жить с чужими женщинами, следовать их традициям и забудет свою мать?

Отец позвал Рахиль. Та пришла к нему и с улыбкой воскликнула:

- О, муж мой! Я слышала добрую весть.

Но Иаков не улыбнулся ей в ответ.

- Мне не нравятся ни сам город, ни его царь, - заявил он. - Но еще меньше мне по вкусу ненадежная дочь и лживая жена.

- Не говори того, о чем пожалеешь, - сказала Рахиль. - Лия настраивает тебя против меня и против твоей единственной дочери, которую твоя мать в Мамре полюбила и очень хвалила. Почему ты возражаешь против этого брака? Царь говорит, что они любят друг друга, не так ли? Неужели ты запамятовал, как в тебе самом горел огонь любви, муж мой? Неужели ты настолько постарел, что позабыл о силе желания?

Лицо Иакова не выдавало его чувств. Он долго смотрел на Рахиль, и та не отводила взгляда.

- Дай им свое благословение, муж мой, - продолжала Рахиль. - Прими богатые дары, серебро и лен, позволь Хамору приветствовать тебя как царского родственника. К чему ждать, что скажут сыновья? Ты здесь господин.

Но Иаков не внял совету Рахили.

- Когда мои сыновья вернутся домой, тогда я и приму решение.

Хамор припомнить не мог, чтобы кто-то говорил с ним столь дерзко. И всё же он не хотел ссоры с Иаковом.

- Думаю, он неплохой человек, - сказал царь Салиму на следующий день. - Лучше не заводить врагов, если этого можно избежать. Иаков - гордый человек, который считает себя вправе единолично распоряжаться судьбой своей семьи. Странно, что он до сих пор еще не понял, что дети перестают служить своим родителям, когда вырастают. Даже дочери.

Но Салим торопил отца,