— Полина, давай позднее поговорим, — вмешалась Ольга Владимировна, но уходить Полина не собиралась.

— Это ложь, — повторила она. — Ваш сын не такой уж и хороший!

Барс не мог оторвать от нее взгляда. Да что она делает-то? Какого черта влезает? Себе же навредит, идиотка!

— Кто ты вообще такая?! — опять заорала мать Есина. Барс едва сдержался, чтобы снова не заткнуть ее.

— Уберите ее, — велел директор растерянной секретарше, которая выглядывала из-за спины Полины. Видимо, она не смогла остановить ее.

— Пусть говорит, — вдруг велел Старик. Ей разрешили зайти в кабинет и встать напротив стола директора.

Кажется, синеглазке было страшно. Она была одета в спортивный костюм и сжимала в руках телефон. Барс видел, как Полина напряжена. Как выступает на тонкой девичьей шее вена.

Он в любое мгновение готов был сорваться с места, схватить синеглазку и утащить отсюда, но девушка поймала его взгляд и едва заметно покачала головой. Будто все поняла и говорила: «Нет, не надо».

— У вас есть несколько минут, — кивнул директор.

— Меня зовут Полина Туманова, и я одноклассница Барсова и Есина. Новенькая. — Голос девушки подрагивал, но она старалась держаться уверенно. — Дело в том, что Барс… То есть, Дима вступился за меня.

Дима.

Она впервые произнесла его имя.

Барс замер. Он словно сам свое имя забыл. А теперь в голове только оно и слышалось — голосом синеглазки.

Проклятая нежность снова окутала его, будто паутина. Барс смотрел на Полину и чувствовал, как хочет коснуться ее. Просто взять за руку, чтобы почувствовать тепло ее пальцев. Вдохнуть ее солнечный аромат. Зарыться носом в волосы. Обнять.

— Что? — непонимающе переспросил директор. — Вступился?

— Да, — тряхнула головой Полина. — Дима вступился. Потому что Есин обижал меня. Оскорблял, обливал водой из грязного ведра, толкал.

— Мой сын не такой! — заголосила мать Есина. — Это наглая ложь! Клевета!

Полина вдруг сняла спортивную кофту, оставшись в одной футболке. На одной ее руке были видны глубокие ссадины.

Наступила тишина. Все смотрели на нее с удивлением, изумлением, даже с ужасом. И только Барс — с улыбкой.

— Есин толкнул меня на пол, и я сильно поцарапалась, — продолжала синеглазка.

— Хватит врать! — Лицо Екатерины Михайловны пошло пятнами. — Мой сын не такой! Он добрый и честный мальчик, которого пытаются оклеветать! Это заговор!

— Я не вру. У меня есть видео, как ваш сын делает это, — тихо сказала Полина, и нежность сменилась яростью — той, которая жила в сердце Барса с того самого момента, как в раздевалке он увидел это видео. А потом пришел Есин, и он просто перестал себя контролировать.

— Значит, и по лицу он тебя ударил? — воскликнула потрясенная Ольга Владимировна.

— Нет, — нахмурилась Полина. — Это не он.

— А почему Барсов тебя защищал? — спросила инспектор.

— Потому что… — Полина запнулась, прикусила губу, а затем подняла на Диму взгляд и четко сказала: — Потому что он мой парень. Дима сказал, что не потерпит подобного. Но вы не думайте, я не поддерживаю насильственные методы! Я против этого. Но Дима не смог сдержаться. Наверное, он был очень расстроен.

— Покажите, пожалуйста, видео? — попросил директор, и Полина, кивнув, подошла к нему и протянула телефон.

Пока взрослые смотрели видео, синеглазка стояла в стороне, и на нее из окна падали лучи солнца, что выглянуло из-за туч. Барс не мог оторвать от нее взгляд. Какая красивая. И смешная.

Сам не зная, зачем, Барс подошел к ней и взял за руку. От простого прикосновения стало спокойно.

— Ты что делаешь? — тихо спросил он.

— Спасаю нас, — прошептала она, и Барс с трудом подавил желание поправить ее волосы, упавшие на лицо.

Почему даже сейчас она такая красивая?

— Скажи, что это неправда, — прошептала мать Есина, глядя на сына.

— Это просто шутка была, — пробубнил тот.

— Шутка? — переспросила она. — Ты меня сейчас при всех выставил полной идиоткой! А теперь говоришь, что это была шутка?! Да как тебе только не стыдно!

И она начала лупить сына по спине — завучам, инспектору и директору пришлось успокаивать ее. Чертов балаган.

— У меня кончается время, — раздался голос Старика, который все так же спокойно сидел в кресле директора. — Попрошу всех выйти. Кроме моего сына.

На лице Барса появилась усмешка. Он знал, почему Старик сказал это. И знал, что сейчас будет. Синеглазка с тревогой посмотрела на него, будто почувствовав неладное, а он лишь улыбнулся ей.

— Да-да, конечно, Владимир Сергеевич. Мы понимаем, что вам нужно поговорить!

Удивительно, но Старика послушались — освободили кабинет. В нем остались лишь они двое.

Старик встал и подошел к одному окну. Закрыл жалюзи. Потом подошел ко второму — тоже закрыл. Стало темно и как-то душно.

Но не страшно. Страшно было раньше, когда он совсем зеленым был. А теперь все равно.

— Меня вызывали в школу, — спокойно сказал Старик, стоя напротив Барса. — Ты же знаешь, как я ненавижу это — терять время впустую.

— Знаю, — сквозь зубы ответил тот.

Как же отец его раздражал. Видом, голосом, просто фактом своего существования.

— Деньги никто не возместит. К тому же я был вынужден слушать этих глупых куриц, — продолжал Сперанский. — Не находишь, что это унизительно?

Барс пожал плечами.

— Щенок!

Отец подошел к нему, резко схватил за плечо — так, что острая боль пронзила руку. И, глядя сыну в глаза, резко ударил его под дых, заставляя согнуться пополам от боли.

— Встал прямо, — велел Старик, и Барс с трудом разогнулся, чтобы получить еще раз. Перед глазами потемнело.

Старик знал, как и куда бить, чтобы было больнее. Но чтобы при этом было незаметно. А Барс всегда терпел молча. Только зубы сжимал крепче. И голову закрывал.

Нет, ему не было все равно.

Сколько бы он сам себе не говорил, что ничего не боится, что ему плевать на Старика, детский страх перед отцом до сих пор оставался в нем. Травил его, словно яд. Заставлял цепенеть. Лишал воли.

Барс ничего не мог поделать с этим. Поэтому всегда позволял отцу бить себя. И потом ненавидел себя за это.

Новых ударов не последовало. Старик ограничился двумя, что было на него непохоже.

— Благодари свою смелую подружку, щенок, — тихо проговорил он. — Раз вступился за бабу — прощу. Да и мать твою она напоминает.