– Еще три совы прибавилось, – сосчитал Дан, – два горностая, четыре сойки и пустельга. Уже десять штук на этой неделе. Ридли просто зверь!

– В мое время, – раздался голос у них за спиной, – на таких деревьях вырастали плоды покрупней!

Сэр Ричард Даллингридж[9] натянул поводья, и его серый конь Орлик послушно остановился.

– Во что вы нынче играете? – спросил всадник.

– Ни во что, сэр, – вежливо ответил Дан. – Мы ищем старого Хобдена, он обещал подарить нам соню.

– Соню? Такую сонную зверюшку?

– Да, сэр, прямо в гнездышке.

– Вот оно что. Там, в низине, я повстречал дровосека. Идемте!

Он развернул коня, проехал немного назад по дороге и махнул рукой в сторону вырубки. Там, среди толстых буковых пней, густого орешника, молодых берез и каштанов, деловито сновал старый Хобден. К весне все это должно было превратиться в поленья для камина, подпорки для хмеля и гороха, колья, жерди и просто вязанки хвороста.

Из-под тернового куста послышался тихий смех, и на дорогу, прижимая палец к губам, выбрался Пак.

– Гляньте-ка! – прошептал он. – Вон, за бересклетом. Ридли там уже полчаса сидит.

Ребята пригляделись – и в самом деле увидели лесничего Ридли. Тот сидел скрючившись в пересохшей канаве, наблюдая за Хобденом, точно кошка за мышкой.

– Ха! – воскликнула Уна. – Хобден-то свои силки давно проверил, еще до завтрака. Он всегда так делает. А кроликов уносит домой в вязанке хвороста. Он нам завтра расскажет, сколько наловил.

– Охотников до чужой дичи и в наше время хватало, – кивнул сэр Ричард и не спеша поехал вперед, вдоль ровно подстриженных молодых буков. Пак взялся за повод, ребята зашагали рядом.

– И что вы с ними делали? – спросил Дан. Они как раз поравнялись со страшным деревом лесничего Ридли.

– Да вот что! – Сэр Ричард мотнул головой в сторону болтавшейся на ветке мертвой совы.

– Только не Ричард, – вмешался Пак. – Он не из тех свирепых нормандцев, что могли повесить человека из-за подстреленного оленя.

– Просто их жены… просто я не выношу бабьего визгу. Но что это я еду, а вы идете!

Он легко спешился и похлопал Орлика по плечу. Умный конь попятился, пропуская детей, а сэр Ричард зашагал впереди. Он шел так, будто ему принадлежали все окрестные леса.

– Я не раз говорил друзьям, – усмехнулся сэр Ричард, – что Вильям Рыжий не единственный нормандец, кого смерть настигла в лесу на охоте.

– Это что, король Вильям Руфус? – спросил Дан.

– Он самый, – подтвердил Пак, сшибая ногой пучок рыжеватых поганок.

– Был, например, некий рыцарь, недавно прибывший из Нормандии, – продолжал сэр Ричард, – которому король Генрих пожаловал поместье неподалеку отсюда, в Кенте. Так он устроил в честь короля охоту на оленей, а за день перед тем умудрился повесить сына своего лесничего.

– Это когда же было? – задумчиво почесав ухо, спросил Пак.

– Летом того года, когда король Генрих разбил своего братца Роберта Нормандского в битве при Теншбрэ. Наши корабли как раз стояли в Пэвенси, снаряжаясь на войну.

– А что стало с тем рыцарем? – спросил Дан.

– Его нашли пришпиленным к стволу ясеня: три стрелы пронзили насквозь его кожаный камзол. Я бы на его месте надел кольчугу!

– А вы его видели? Он, наверно, был весь в крови? – допытывался Дан.

– Меня там не было. Мы с Де Акилой на причале в Пэвенси наблюдали за погрузкой: пересчитывали бочонки с элем, колчаны со стрелами, лошадиные подковы и прочее. Армия была в сборе, ждали только короля, чтобы плыть в Нормандию сражаться с Робертом. Но его величество приказал сообщить Де Акиле, что желает перед отплытием во Францию поохотиться с ним в его лесах.

– А что это королю вдруг снова захотелось поохотиться? – удивилась Уна.

– Если б он сразу отплыл во Францию после убийства того рыцаря из Кента, люди сказали бы, что он сам опасается быть убитым. Он должен был показать своим английским подданным, что ничего не боится, а Де Акила должен был проследить, чтобы с королем при этом ничего не случилось. Нелегкая задача! Пришлось Де Акиле и нам с Хью прочесать все земли, принадлежавшие дому Орла, чтобы обеспечить нашему государю подобающее и, главное, безопасное развлечение… Взгляните вон туда!

За поворотом дороги лес расступился, и они вышли на вершину холма. Отсюда открывался прекрасный вид на Даллингтонскую дубраву, что раскинулась по склонам долины, пятнистая, дымчато-рыжая, точно грудь вальдшнепа.

– Знаком вам этот лес? – спросил сэр Ричард.

– Вы бы видели, какие там весной колокольчики! – зажмурилась Уна.

– Я видел, – отвечал сэр Ричард, глядя на долину. – Туда, в Даллингтон, мы с Хью первым делом приманили всех окрестных оленей: там их нужно было продержать до приезда короля. Затем нам предстояло отобрать сотни три загонщиков, чтоб они гнали зверя поближе к укрытиям, устроенным для лучников, и король бы мог достать его стрелой. Тут-то и крылась опасность! В неразберихе гоньбы нормандец-король и какой-нибудь саксонский крестьянин могли оказаться слишком близко друг от друга. Завоеванный народ не сразу начинает любить завоевателей. Вот почему нам нужны были надежные люди, за которых поручились бы их односельчане или родня – поручились собственной жизнью, землей и скотом. Понимаете?

– Значит, если бы кто-то из загонщиков вздумал подстрелить короля, – пояснил Пак, – сэр Ричард наказал бы всю его деревню. Так что сами деревенские должны были выбрать надежного человека.

– Точно так, – подтвердил сэр Ричард. – Но дело еще осложнялось тем, что его величество после убийства в Кенте учинил на редкость жестокую расправу (он велел повесить двадцать шесть человек), и, прослышав об этом, наши крестьяне совсем одурели от страха. Легче барсука выкурить из норы, чем выманить из дому саксонца, коли он заупрямится. Да тут еще вновь пронесся слух, будто бы Гарольд Саксонский жив и скоро избавит их от нормандцев, то бишь от нас.

Слух этот после Сантлейка распространялся каждую осень.

– Но ведь Гарольд, их король, был убит в сражении при Гастингсе, – сказала Уна.

– По крайней мере, так говорили, и мы в этом не сомневались. Но саксонцы всегда верили, что он еще объявится. И уж нам с Хью от этого было не легче!