тоже. Великая отшельница? Я была самой слабой женщиной из всех. Мой жизненный путь вёл меня не к обещанной славе, а к позору, которого бы стыдились даже рабыни Внешнего мира. Честь и достоинство — Мята так часто говорила мне о них, а теперь она лежала совсем рядом, растерзанная, а меня насиловал предводитель Калек среди маков, которые я посадила в память о Чили.

Я вздрогнула, когда почувствовала его семя внутри. Мужчина шумно дышал, склонившись надо мной, а я вместо криков и проклятий просто жалобно расплакалась. Всё закончилось, но он всё равно не спешил уходить. Даже попытался стереть мои слёзы, хоть это меньшее, что он должен был исправить.

— Не плачь, — прошептал Калека, коснувшись губами моей щеки с неуместной, бессмысленной осторожностью. — То, что случилось сегодня, вскоре обернётся большой радостью, поверь. — Он опустил голову и потёрся лицом о мою грудь. — Роди мне сына.

Стремление унизить Дев присуще всем Калекам, не стоило удивляться этому, но то, что он сказал сейчас … даже собственные люди осудили бы его. Как бы далеко командир самого беспощадного клана ни зашёл в своей жестокости, плодами этой жестокости не должны были становиться дети. И уж точно он не имел права мечтать о наследниках. Тем более, рождённых от Девы. Тем более, от меня.

Безумец.

— Это место просто создано для того, чтобы размножаться. Здесь так красиво и изобильно. — Он поднял голову, будто собираясь в этом убедиться. — Хотя я сам всерьёз никогда не думал об этом. А сюда пришёл, видят боги, совсем за другим. Но стоило только тебя увидеть…

Когда мужчина отстранился, я почувствовала мимолётное облегчение. Сугубо телесное, теперь такое ненадёжное и ничего не значащее. Он мог в любом момент. О побеге можно было даже не мечтать, я даже дышала с трудом. Внизу жгло и было липко. Калека смотрел туда, но прежде чем он снова решит ко мне прикоснуться, я протянула руку к цветам. Когда-то они были символом моей верности и любви. Я не позволяла никому топтать их или рвать… теперь же я сминала их в кулаке, вытирая ими бёдра.

Это не было демонстративным протестом, но предводитель Калек именно так это расценил. Он застыл, наблюдая за мной. Это зрелище впечатлило его настолько, что он даже не сразу обратил внимание на приблизившегося к нему подчинённого.

Воин встал на колени и пригнул голову, чтобы не возвышаться над своим хозяином, потому что в сравнении с остальными Калеками их командир не слишком выделялся: он был ниже и суше. Но это визуальное противоречие с лёгкостью окупала его сущность — пугающая концентрация могущества. Откуда у этого бесчестного убийцы и насильника могла быть такая власть? Сколько времени он занимал место главы? Чьё лидерство оспорил? Как он сделал своими рабами самых сильных и бесстрашных людей на свете? А тот, кто перед ним сейчас склонился, очевидно, был самым сильным и бесстрашным.

— Мастер, скалистый дворец взят, — сказал боец, явно намекая, что глава пропустил самое интересное. — Недопустимо, чтобы в такой день вся слава досталась простым солдатам. Единственная «вершина» этих гор, оставшаяся непокорённой, ждёт вас. Метресса… Её тело принесёт вам больше почёта и удовольствия, чем эта женщина. Но если вы не захотите наградить своим трофеем того, кто особо проявил себя сегодня… каждый из нас почтёт это за честь.

Его намёк ужаснул меня.

Получается, случившееся со мной, было всего лишь репетицией? Это только начало — для Метрессы и для меня?

Я видела очертания мужчин вдалеке. Они держались поодаль, но внимательно наблюдали. Они походили на падальщиков, которые ждали возможности урвать кусок от добычи хищника. Они не смели притрагиваться к женщинам сами, но если хозяин позволит им…

Тот опустил взгляд на штаны своего солдата, а потом тихо приказал:

— Дай нож.

Тот подчинился, даже не думая возразить. Такая покорность своему командиру, наверное, достигается чем-то посерьёзнее техник голоса.

Калека прижал лезвие сначала к штанам бойца… но потом передумал и, схватив его за горло, выколол ему глаз. Раздался крик. Мой. Раненый Калека же только стиснул зубы, прижимая ладонь к лицу. Между его пальцами сочилась кровь.

— То, что у тебя на неё встал, не преступление, — рассудил господин, отбрасывая нож в траву. — Но увидеть её подо мной, а потом просить такое… Как ещё тебе объяснить, что она принадлежит мне? Теперь дошло? Она моя. Не смотри на неё. И на свой член рядом с ней. Сделаешь так, и я убью тебя.

С трудом подавляя тошноту, я попыталась подползти к оружию, пока Калека был занят разговором.

— Скажи своим друзьям заняться делом. Пусть снимут шкуры с мифей и обыщут сады и леса. Девы не могут далеко убежать, но они обожают прятаться. Что же касается Метрессы… Почему бы тебе не оценить моё милосердие в полной мере?

Он намекал на то, что оставил ему воплощение его мужской сущности. Я подумала о горькой судьбе Метрессы, потянувшись к ножу… но Калека настиг меня раньше, чем я его схватила, и всё началось заново. Я вырывалась, он не обращал на это внимание, неся к дому Мяты — месту, которое было вторым по счёту после макового поля, которое нельзя было осквернять.

— Что такое, Ива? По-твоему, стоило всё-таки убить его?

Я утихла на мгновение.

Моё имя… и само то, как он нёс меня…

Калека не позволил мне над этим задуматься, переступая порог жилища наставницы. Дверь была выбита, всё внутри растерзано: из-за того, что дом стоял ближе всех к лесу, его атаковали первым, но именно из-за этого не стали поджигать. В окна проникал свет костров неподалёку, отчего разгром внутри казался ещё более кощунственным, а обстановка — совершенно незнакомой.

Когда Калека отпустил меня, во мне проснулось второе дыхание. Я бросилась в мастерскую, где к станку было приделано мужское оружие. Я ориентировалась здесь лучше убийцы, или же он намеренно не торопился, но я успела подготовиться к предстоящей битве, хотя прекрасно понимала, насколько это нелепо. Пусть никто и никогда ни ненавидел его сильнее, чем я, я была самым ничтожным его противником. Его не заставила отступить даже мифь, что ему сделает наконечник стрелы? С арбалетом или без — максимум, на что я была способна — сбить улыбку с его лица.

— Я никогда не думал о том, что на тебя будут смотреть другие мужчины, — сказал Калека, заходя внутрь комнаты, — что ты будешь так дико желанна кем-то ещё и что я смогу с лёгкостью оспорить права на тебя у любого соперника. Какое неожиданно приятное чувство.

Я жалась в углу, спрятав