– И что под этим обычно подразумевалось? – спросил Гуров.

– По-разному бывало, – уклончиво ответил Кадошкин. – Только в тот день сначала никаких приключений не было. Мы аж до самого Раменского сгоняли и уже домой поехали – надоело потому что. А тут «жигуль» едет. Тоже в Москву. За рулем мужик сидит – по виду стопроцентный совок. А с ним баба. Я, правда, ее рассмотреть не успел, но Джу-Джу она понравилась. Такие в его вкусе – стриженые маленькие блондинки. Короче, обогнали мы эту тачку, маленько прикололись над ними и дальше поехали. Сначала никто и не собирался останавливаться. Но Джу-Джу, оказывается, все-таки запал на ту телку, что в «Жигулях» сидела. Вдруг он тормозит и говорит – поехали обратно. Ну, Бэтмену все равно куда ехать – вперед, назад, – ему без разницы. Он все делает, как Джу-Джу скажет. А я тоже не стал спорить – если Джу-Джу заклинит, с ним спорить бесполезно.

– И вы поехали обратно? – спросил Гуров. – Какие у вас были планы?

– Да какие планы? – презрительно поморщился Кадошкин. – Джу-Джу захотел эту бабу увидеть – вот и все планы. Думал их тормознуть и перебазарить. Может, надеялся, что она с ним уедет, не знаю. Короче, едем мы назад и вдруг видим, что этот «жигуленок» на обочине стоит. Мужика вроде нет, а баба с дороги сходит. Короче, приспичило им. Тут роща рядом – самый раз… – он зло усмехнулся. – Джу-Джу подъезжает и чего-то ей говорит. Ну, типа, «в лесок, мол, собралась? Может, вместе прогуляемся?», и все такое. А она ему так спокойно – проезжайте мимо, молодые люди, я тут с мужем, не нарывайтесь на неприятности. А Джу-Джу еще больше завелся. Слезли они с Бэтменом с мотоцикла и к ней. Он говорит: «Если будешь мне угрожать, то горько об этом пожалеешь. Давай лучше договоримся по-хорошему. Сделаешь, мол, мне минет, и свободна, а иначе я вас тут вместе с мужем на лоскуты порву. Место глухое, никто вам не поможет». Джу-Джу если заведется, у него крыша капитально едет.

– А у тебя как дела с крышей? – поинтересовался Гуров. – У тебя она в тот момент тоже поехала?

– А что я? – угрюмо сказал Кадошкин. – Я даже с мотоцикла не сошел. Говорил ему – брось, Джу-Джу, поехали отсюда… Но он меня послал – и за этой бабой. И Бэтмен туда же, придурок. Цепь на руку намотал – это его любимый прикол, цепью народ пугать. Баба им чего-то сказала, а они только ржут и идут прямо на нее. А я смотрю – машины на дороге появились, и опять говорю – сваливаем отсюда! Они – нулем. Джу-Джу уже за грудь ее хватает… И тут эта баба вдруг достает пистолет и стреляет!

Он замолчал, мысленно вновь переживая жуткую сцену на дороге. Потом он опасливо покосился на Гурова и продолжил:

– Я к ней даже пальцем не прикасался! Честное слово – я даже мотор не выключал! Может, поэтому и жив остался. Я как увидел, что Джу-Джу и Бэтмен мертвые валяются, у меня в голове будто что-то отключилось. Даже не помню, как по газам ударил. Опомнился уже, когда за Кольцевой дорогой оказался…

– Ну, тут тебе виднее – помнить эти дела или не помнить, – сказал Гуров. – А вот кое-какие подробности, которые касаются женщины, постарайся припомнить обязательно. Насколько я понял, ее машину вы видели дважды. Не может быть, чтобы ты не запомнил ее номер, – он испытующе посмотрел в глаза парню.

– По правде говоря, я помню только цифры, – ответил Кадошкин. – Три-пять-девять… Машина старая, «восьмерка», такого тускло-синего цвета. Кто бы мог подумать, что в такой развалюхе такая крутая вумен катается?

– Твой дружок уж точно не подумал, – заметил Гуров. – Но это хорошо, что ты номер запомнил. А женщину сумеешь опознать, если увидишь?

– Опознать? – всполошился Кадошкин. – Это в суде, что ли? Мы так не договаривались!

– А мы никак не договаривались, – заметил Гуров. – Мы просто объяснили тебе, что есть вариант щадящий и есть очень болезненный. Щадящий – это если ты будешь во всем следовать нашим советам. И потом, неужели ты не хочешь, чтобы убийцу твоих друзей судили?

Кадошкин махнул рукой.

– Какие они мне друзья? – буркнул он. – Так, тусовались вместе… Я говорил Джу-Джу – не нарывайся! Но ему все было по барабану, – добавил он с тоской. – А я теперь расхлебывай! Батя из штанов выпрыгнет.

– Ну, кто в молодости не совершал ошибок, – глубокомысленно заметил Крячко. – Батя твой тоже наверняка не ангел был, должен понять. К тому же есть надежда, что этот случай отобьет у тебя охоту совершать подобные ошибки…

– Почему учиться не поступаешь? – спросил Гуров. – С виду вроде не дурак.

Кадошкин ничего на это не ответил.

– Ладно, что выросло, то выросло, – сказал Гуров. – Как поправишься, позвони. Мы тебя к себе пригласим – словесный портрет этой дамы составим. До суда еще далеко, а ее изображение нам позарез сейчас нужно.

– Да я ничего толком и не помню, – хмуро сказал Кадошкин. – Невысокая, светлая, стриженая. Плащ на ней тоже светлый такой был… Если бы сейчас увидел, может, и узнал бы, а так вряд ли что вспомню…

На том они и расстались. Выяснить принадлежность «Жигулей», номерной знак триста пятьдесят девять, не составило никакого труда. Совсем скоро Гуров и Крячко знали, что этот автомобиль принадлежит гражданину Гладилину Сергею Николаевичу, преподавателю университета, биологу, тридцати восьми лет, разведенному, проживающему на Красноказарменной улице. Дома его не оказалось – пришлось ехать в университет. Вот здесь-то и началось то, что Крячко с полным правом назвал недоумением.

Научное руководство характеризовало Гладилина как прекрасного специалиста, серьезного ученого и редкой порядочности человека. Он не брал взяток, не принимал спиртного, не курил и не имел беспорядочных связей. Единственным слабым его местом оказалась несложившаяся семейная жизнь, но даже и в этом случае Сергей Николаевич проявил себя с наилучшей стороны. По словам заведующего кафедрой, Гладилин утешение искал только в работе, а каждое воскресенье неукоснительно навещал сына, который теперь проживал с матерью в Раменском.

Последнее сообщение навело Гурова на некоторые размышления, и он постарался уточнить координаты бывшей жены Гладилина. Общими усилиями сотрудники сумели припомнить новую фамилию женщины и даже намекнули, что теперешний ее муж – богатый человек и бизнесмен, одним словом, не чета нищему преподу, как теперь принято выражаться.

Все это звучало достаточно странно, но самым странным было то обстоятельство, что после злополучного воскресенья никто из коллег Гладилина уже не видел. С понедельника он не вышел на работу и даже не звонил, что было совершенно не в его характере. Руководитель кафедры терялся в догадках. Он сообщил Гурову, что лично обзванивал больницы, предполагая, что Гладилин мог внезапно заболеть, но в больницах такого человека не оказалось.

– Признаться, было у меня искушение обратиться в морги, – смущенно поведал Гурову профессор. – Но я воздержался. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо. Мы все, конечно, люди науки, но судьба – это такая вещь… – он развел руками.

– Понимаю, – сказал на это Гуров. – Только, простите, почему вы начали сразу с больниц? Почему не попробовали обратиться сначала к родственникам Гладилина?