Санчес вдруг оборвал себя и посмотрел поверх плеча Мэгги. Та не стала оборачиваться, а дождалась, пока Брюс Миллер поравняется с их столиком. В руках у него был поднос с плотным завтраком. Черт! Мэгги жалела о том, что не удалось договорить с Санчесом и выяснить, что тому было известно. Какой уж разговор в присутствии «друга президента»! Заместитель госсекретаря чуть приподнялся со своего места, приветствуя Миллера и демонстрируя тем самым, кто тут главный.

— Привет, Брюс. Я вот тут ввожу Мэгги Костелло в курс последних событий.

Мэгги и Миллер обменялись рукопожатиями, причем тот далеко не сразу разомкнул их руки.

— Рад увидеться, Мэгги.

От нее не укрылся его взгляд, скользнувший по всему ее телу с головы до ног и не пропустивший ни одной… выпуклости.

— Итак, — удовлетворившись результатами осмотра и занимая свободный стул, произнес он, — на чем мы остановились?

Мэгги рассказала ему о своих догадках по поводу связи между убийствами Гутмана и Нури и о том, что в настоящее время она прикладывает все силы, чтобы разобраться в этом деле. Про анаграмму и Ихуда Рамана она не упоминала. Сказала лишь о твердом убеждении, что разгадка тайны этих убийств откроет им всем глаза и на проблемы, возникшие с мирными переговорами.

— Я так понял, тайну вы еще не разгадали, мисс Костелло. Но у вас уже имеются кое-какие соображения, не так ли?

— Археология.

— Что-что, простите?

— Гутман и Нури оба были археологами. Есть даже основания полагать, что они сотрудничали. За три дня до своей гибели Гутман увидел нечто, способное «изменить все». Во всяком случае, так он сказал своей жене. И его убили. А потом и ее.

— Но полиция выдвинула версию о самоубийстве. Она просто не справилась со своим горем.

— Я слышала эту версию, господин Миллер. Сын Гутмана категорически отвергает ее. И у меня есть основания ему верить.

— А вы с ним неплохо спелись, а, мисс Костелло?

Мэгги вся напряглась. Черт возьми, кто ее тянул за язык? Зачем она приплела Ури? За ней это водилось. Никто не умел так хорошо держать язык за зубами, как Мэгги, когда дело касалось заключения мирных соглашений, демилитаризаций зон военных конфликтов, доступа враждующих сторон к одним и тем же морским портам. Но она превращалась в безответственную болтушку, едва только речь заходила о ней самой. Проклятие! Это явный намек! Миллер в курсе случившегося с ней год назад и теперь бросает ей в лицо отвратительные упреки. Вот скотина! Все эти мысли нахлынули на нее, но никак не отразились на лице.

— Ури Гутман стал для меня очень ценным источником полезной информации, — холодно проговорила она.

— Ну хорошо, допустим. Значит, вы говорите, археология… — Миллер заткнул край салфетки за воротник рубашки. — И нападение на старую синагогу, стало быть, вписывается в вашу версию.

— Какая синагога?

— Ну, в Хефцибе?

— Вы говорите про тот кибуц, где неизвестные подожгли музей?

— Да. Но это не просто кибуц, а место, где была сделана одна из величайших археологических находок в истории Израиля. Гляньте-ка.

Он передал ей англоязычный номер газеты «Хаарец».

— На третьей странице.

На центральном снимке был запечатлен ночной горизонт, подсвеченный оранжевым заревом пожара. Подпись под фотографией гласила: «Музей Хефцибы стал очередной жертвой атаки палестинских террористов».

Ниже был помешен другой снимок, изображавший поразительной красоты мозаику, разделенную на три панели. Мэгги первой отметила центральную, на которой было выложено нечто вроде колеса со спицами. Подпись под фотографией сообщала, что это мозаичный пол древнейшей синагоги в Израиле, которая была построена еще в Византийскую эпоху — в пятом-шестом веках. «Реликвия благополучно пережила целых пятнадцать столетий, но теперь реставраторам придется крепко поломать голову над ее восстановлением».

Пока Мэгги читала статью, Миллер и Санчес обсуждали свои следующие шаги. Санчес проинформировал коллегу о том, что господин госсекретарь рвется в бой и хочет приехать. Оба согласились, что ему здесь сейчас не место. Переговоры замерли. Время для визита крайне невыгодное. А вот когда им удастся сдвинуть дело с мертвой точки — тогда милости просим.

— Да, это все не может быть простым совпадением, — проговорила Мэгги, откладывая газету и нимало не смущаясь тем, что прерывает беседу двух высокопоставленных коллег.

— Вы о Хефцибе?

— Да. Все акты насилия, случившиеся здесь в последние дни и использованные в качестве предлога для замораживания переговорного процесса, имеют прямое отношение к истории и археологии. — Она ткнула пальцем в фотографию мозаики и веско добавила: — К далекому прошлому этой страны.

Миллер усмехнулся, словно Мэгги сказала что-то очень веселое.

— Может быть, мы имеем дело с призраками и привидениями? Духи тех, кто проливал свою кровь на этой земле, не согласны с мирным процессом и всячески ему мешают?

Мэгги проигнорировала язвительное замечание.

— Духи или нет, но… Что бы это ни было, оно поможет нам понять, почему мирный процесс находится на грани срыва.

— Мисс Костелло, дорогая! — уже совсем другим тоном заговорил Миллер. — Вы как с луны свалились! Да ведь все, буквально все в этой чертовой стране, пропади она пропадом, всегда было и всегда будет связано с историей, археологией и далеким прошлым! — Он тоже ткнул пальцем в фотографию. — Вы никому не открыли Америки! Вся эта земля представляет собой нагромождение священных скал и священных развалин. И осознание этого факта отнюдь не поможет нам понять, почему мирный процесс находится сейчас в такой заднице, прошу прошения за мой французский! А если вы что-то еще не понимаете, я охотно помогу вам это понять: у нас здесь возник классический политический кризис, который требует классического политического разрешения. Мы в тупике, и нам нужна открытая дверь. Так что будьте любезны — начните наконец оправдывать свою репутацию незаменимой «открывашки»! Вам это понятно, мисс Костелло?

Мэгги в первое мгновение хотела было резко ответить, что она вовсе не считает, будто тратит здесь свое время впустую, но у Миллера замигала лампочка на его карманном компьютере. Он взглянул на экран и нахмурился:

— Израильская полиция установила личность парня, которого грохнули ночью в Старом городе.

— Готова поклясться: это торговец антиквариатом. Я права, господин Миллер?

— Нет, мисс Костелло, вы не правы. Погибший был самым банальным продавцом зелени и фруктов. Как видите, это убийство будет сложно подшить к вашей археологической папочке. Банальный зеленщик.

— А имя?

— Афиф Авейда.

Иерусалим, предыдущий четверг

Руки Шимона Гутмана дрожали, и он никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Он сам не помнил, как добрался до дома. Все было как в тумане. Никогда прежде он так не боялся, что с ним на улице может что-то случиться. А тут его буквально обуяла паника. Он то и дело оглядывался и едва не шарахался от каждого прохожего, шедшего навстречу. Его приводила в трепет сама мысль о том, что к нему может в любой момент подойти какая-нибудь шпана и потребовать вывернуть карманы. Нет, этого он не мог допустить. Только не сегодня. Только не сейчас.