Глядя на Кобэ с презрением, Кодзиро сказал:

— Ничего подобного я не делал. Не знаю вот только, как я оказался в ее комнате, но могу сказать точно, что не пил в монастыре ничего, кроме чая, и что заниматься любовью с женой брата не имел ни малейшего желания. Я поехал с ней в это путешествие, потому что брат сам попросил меня сопровождать ее. И я не мог отказаться, не объяснив причины. Ее служанка не поехала с нами, потому что в тот день сильно занедужила. Нобуко настаивала на поездке, и мой брат всячески ее поддерживал. Он может это подтвердить.

— Да, уже подтвердил, — сказал Кобэ. — Как же ему не покрывать младшего братца?!

Кодзиро испепелял взглядом Кобэ, и Акитада поспешил вмешаться:

— Ваш брат сказал мне, что раньше вы любили хорошенько выпить. Он говорит, вы даже допивались до того, что не помнили, где были и что делали. Не могло ли так случиться, что это повторилось и в тот раз?

— Я не отрицаю, что раньше сильно пил. Вино всегда действовало на меня крепче, чем на остальных, и бывало даже так, что я на несколько часов впадал в беспамятство. Только к тому времени, когда мой брат женился, я бросил пить. — Он помолчал. — Повторяю: в монастыре я не пил. По крайней мере не делал этого в сознательном состоянии. В любом случае это трудно было сделать, потому что с собой я не брал вина, а в монастырях, как известно, вина не подают.

— Да, я уже думал об этом. — Акитада кивнул и переглянулся с Кобэ, который в ответ лишь насмешливо изогнул брови, словно бы говоря: «Да верь ты чему хочешь!» — Вы проводили время вместе с госпожой Нагаока после того, как вам показали ваши комнаты?

— Нет! — Этот страстный ответ был исполнен горечи. — Я все время был у себя, разве что ненадолго отлучался в баню. Когда вернулся, выпил чаю и сразу же лег в постель, потому что очень устал. И это в общем-то все, что я помню.

— Чаю? — удивился Акитада. — А я думал, монахи подают только воду.

— В чайнике на маленькой жаровенке был чай, когда я вернулся из бани. Вообще-то я чай не люблю, а этот к тому же был очень горький, но я все равно выпил, потому что меня мучила жажда, а воды не было.

Акитада снова переглянулся с Кобэ. Тот хмурился.

— Вы сказали, что ничего не помните после того, как уснули в своей комнате. А сны у вас какие-нибудь были?

Этот вопрос очень удивил Кодзиро.

— Нет, — сказал он. — Но когда я проснулся, у меня было ощущение, будто я всю ночь напролет пьянствовал. В ушах стучало, голова трещала, перед глазами все плыло. И говорить я мог с трудом. Мне казалось, будто язык прищемило булыжником, а в рот насыпали песка. Вам же, наверное, сказали, что от меня несло винищем, а рядом стоял пустой кувшин. Я могу только предположить, что меня как-то «отключили» и уже бессознательного опоили вином.

Кобэ сердито фыркнул.

— Мы осматривали твою голову. Никто тебя не «отключал».

Акитада задумчиво смотрел на арестанта.

— А кто, по-вашему, мог убить вашу невестку и выставить убийцей вас?

Лицо Кодзиро вытянулось. Он покачал головой:

— Не знаю, господин. У меня нет никаких соображений на этот счет. Нас никто не знал там. Только привратник видел, как мы прибыли вместе. Но это был всего лишь старик, к тому же монах. Вы сами видели его. — Он сполз по стене, и лицо его вдруг осунулось и побледнело. Усталым голосом он сказал: — Я же предупреждал, что не знаю ничего и ничем не могу помочь следствию.

— А брата своего вы не подозреваете в убийстве? Арестант одним рывком вскочил на ноги, гремя цепями.

— Что вы такое говорите?! — крикнул он, сверкая глазами. — Моего брата там не было. И он любил ее до сумасшествия. Он никогда пальцем ее не тронул бы… и не стал бы выставлять убийцей меня! Если вы хотите переложить вину на моего брата, то я не стану вам помогать. Я лучше возьму все на себя.

Кобэ вдруг сделался похожим на кота, поймавшего рыбку.

— Ну что, Сугавара, вы закончили? — спросил он. Акитада кивнул и, обращаясь к Кодзиро, сказал:

— Я постараюсь выяснить правду. Если виновным окажется ваш брат, то тут уж ничего не поделаешь. Вы провели много времени здесь, размышляя над тем, что произошло той ночью в монастыре. А теперь я хочу, чтобы вы подумали о вашей невестке. Все, что вам удастся вспомнить о ее жизни до и после замужества, может оказаться очень важным. Ее интересы, ее отношения с вашим братом и остальными домочадцами.

Кодзиро открыл было рот, но Акитада остановил его взмахом руки.

— Нет, не сейчас. Не надо спешить, отдохните. А я еще вернусь… если начальник полиции позволит.

— Посмотрим, — уклончиво сказал Кобэ, отпирая дверь камеры.

Акитада кивнул арестанту и повернулся к выходу. У него за спиной загремели кандалы, и хриплый голос сказал:

— Спасибо, господин.

Когда они шли обратно по коридорам, Акитада первым завел разговор:

— Вы слышали, что он говорил. Конечно, его опоили. Тем самым чаем. Я беседовал с монахами, что обслуживают постояльцев. Они никогда не подают ничего, кроме воды.

Кобэ хмыкнул.

— А не приходил вам на ум кто-нибудь еще, у кого могли иметься мотивы убить госпожу Нагаока?

— Никто, кроме ее мужа. Ведь как ни крути, а эта женщина исповедовала двойную мораль.

— Знаю. Но я разговаривал с Нагаокой. Он был до странного равнодушен и не выказывал никаких эмоций по поводу ее смерти. Похоже, беспокойство у него вызывал только брат. Не исключено, что Нагаока подозревал их в тайной связи.

Кобэ чуть склонил голову набок.

— У меня только что промелькнула та же мысль. Известно вроде бы, что он был от нее без ума. Но тогда зачем защищать брата? Может, он хороший актер и умело притворяется? Почему бы вам не разобраться с этим?

Акитаде вспомнилась маска, которую Нагаока вертел в руках в день его прихода. А что, если он знает тех актеров, выступавших в монастыре? Что, если он заплатил какому-нибудь полуголодному актеришке и поручил тому убить свою жену и выставить все так, будто это дело рук его брата?

С Кобэ они расстались у ворот. Погода стояла все такая же хмурая. Плотные, низкие тучи нависали над городом. Сиротливые, одинокие снежинки нет-нет да и опускались на раскисшую дорогу и тут же таяли.

Акитада с грустью думал о том, что ждет его дома.

— Гэнба!

Тора решительно направился к небольшой кучке людей в конце зала. Обернувшись, Гэнба смотрел на него с изумлением.

— Как ты сюда попал? — поинтересовался он далеко не дружелюбным тоном.

На вопрос Тора не ответил, а первым делом поклонился восседавшей на своем «троне» госпоже Вишневый Цвет.

— Прощу меня простить, госпожа, за то, что вмешиваюсь, — проговорил он, вкрадчиво улыбаясь. — Меня зовут Тора. А мой друг, как я вижу, пришел сюда раньше меня.