Он упрекнул себя в том, что не додумался раньше до этой идеи, однако в хогане Чантара не было никаких подходящих машин - разве что прятались они в сундуках или в других помещениях за опочивальней. Но арсоланский владыка вставать из-за стола не собирался; сидел, отхлебывал из чаши и смотрел на семь шаров, выстроившись перед ним в ряд. Сфера Дженнака замыкала эту шеренгу словно воин, едва успевший к построению.

– Видишь ли, родич, - сказал Чантар, - серьезной нашей беседе полагалось бы начаться с одного из этих шаров. Но откуда мне знать, как ты к ним отнесешься? К ним и к тому, что увидишь сейчас… Может, испугаешься?.. не поверишь?.. начнешь творить Священный Знак?.. Хотя, по рассказам Чаага, ты не из пугливых и сам кое-что умеешь… К примеру, изменять обличье да слышать, как шелестит перьями еще не рожденный птенец, и различать во тьме серые цвета Коатля… Кто тебя научил такому? Унгир-Брен, мудрейший из потомков Одисса?

– Это наша одиссарская магия, - вымолвил Дженнак. - Кентиога, одно из Пяти Племен, принесли ее в Серанну. Наставником же моим в самом деле был Унгир-Брен, да будет он счастлив в божественных чертогах Кино Раа!

Он не собирался объяснять, что тут пришло от магии, а что - от дара кинну, странствующего меж земной реальностью и Чак Мооль; он тоже хранил свои тайны, какие наверняка имелись и у владыки Арсоланы. О том, что он избранник богов, было известно лишь Унгир-Брену да, быть может, Фарассе и чаку Джеданне; впрочем, отец являлся человеком замкнутым и никогда не говорил с ним на эти темы.

Че Чантар отставил чашу с напитком.

– Вернемся к нашим талисманам, родич. Представь, я не знал, как ты отнесешься к ним, и вдруг из твоей сумки появляется еще один такой же амулет! Вместе с историей о сраженном демоне… Конечно, я был удивлен! Больше чем удивлен - поражен! Я подумал о некоем законе притяжения, по которому все дары богов собираются в одном месте… Здесь! - Чантар хлопнул ладонью по столу. - Здесь, в этом хогане и в этот миг больше божественных даров, чем во всей остальной Эйпонне, не говоря уж о Землях Восхода!

– Ты говоришь о сферах?

– Не только, родич, не только! Еще и о нас с тобой! О тебе и обо мне! - Глаза его смеялись, будто он вызнал все тайны Дженнака, а из своих не раскрыл ни одной. - Ты чародей с тысячью лиц, наследник кентиога и мудрого Унгир-Брена, ну, а я… я… Смотри!

Он вытянул руку над третьим из шаров в шеренге - тем, что был преподнесен тономами столетие назад. Он не касался сферы, но, к изумлению Дженнака, она вдруг начала вращаться сама собой, и с каждым вздохом ее стремительное и беззвучное кружение делалось все быстрее и быстрее, а розовые и алые полосы сливались с багряным фоном, не осветляя его, но как бы теряясь внутри, исчезая с поверхности шара, пока он не приобрел ровный багровый цвет раскаленной стали. В этот миг последовала яркая вспышка. Дженнак зажмурился, а когда глаза его открылись вновь, над столом висел совсем другой шар - многоцветный, огромный, шести локтей в поперечнике, и невесомый, как дыханье призрака.

Эта сфера тоже вращалась, но медленно и плавно, будто предлагая Дженнаку узнать привычное и подивиться неведомому. Перед ним проплыли восточные берега Эйпонны - изумительно четкие и как бы прорисованные на редкость уверенной рукой; затем он увидел океан, очертания Бритайи, Земли Дракона, Иберы и Лизира - краешек гигантского материка, вернее, двух материков, разделенных Длинным морем и другими морями, о коих он знал от Амада или не слышал вовсе; нижний континент - вероятно, Жаркая Риканна - был довольно велик и тянулся далеко к югу, а верхний выглядел столь громадным, столь необозримым, что у Дженнака перехватило дыхание. Но лежавший за ним океан впечатлял еще больше - он простирался в два или три раза далее Бескрайних Вод и, казалось, занимал половину земной сферы. В его просторах мелькали какие-то острова - крохотнык, как зернышки мака на голубом майоликовом блюде, и огромные, не меньше Бритайи; затем возник полуостров Шочи-ту-ах-чилат, похожий на отставленный костлявый палец, и Перешеек, соединявший две Эйпонны. Дальше потянулись земли Великих Очагов, горы, равнины и огромные реки, продолговатая чаша Ринкаса, кейтабский архипелаг, океан…

Дженнак, потрясенный, выдохнул:

– Что это? Что это, старший родич?

Он уже предчувствовал ответ.

– Наш мир, запечатленный в этом шаре. Узнаешь ли его? Узнаешь ли дороги, пройденные тобой?

Кивнув, Дженнак потянулся к сфере, но руки Чантара сделали быстрое неуловимое движение, и пестрый мираж исчез.

– Я могу раскрыть еще один шар, и ты убедишься, родич, что они, повидимому, говорят о разном и не всегда понятном для мудрейших из смертных. Вот этот… - Сильные пальцы застыли над пятым шаром, и тот начал послушно вращаться. - Но приготовься к тому, что тебя ждет странное зрелище!

На сей раз сфера взорвалась, обратившись камнем.

То был базальтовый обломок, тяжелый, темный и ребристый, будто бы мгновенье назад выломанный из твердой плоти задремавшего вулкана; и вид этой глыбы, повисшей над столом, поверг Дженнака в смятение. Но почти сразу же картина стала меняться: поверхность камня приблизилась, выступы и впадины превратились в гигантские горы и ущелья, потом одна из этих скал наплыла, в свою очередь сделавшись переплетением глубоких каньонов, трещин и выпуклых ребер, и вдруг распалась, представ в образе вязкого серого тумана, лихорадочно дрожавшего и как бы распираемого некой внутренней силой. Туман, однако, не был однороден; в этой серой мгле Дженнаку чудились сгущения, подобные зыбким шарам, окруженным трепещущей оболочкой и занимавшим узлы многослойного невода или гигантского множества паутин, развешанный друг за другом и отличавшихся удивительным постоянством в форме ячеек. Сгущения увеличивались, расплывались облаками, но и в них он угадывал что-то плотное, какую-то регулярную структуру из вращающихся веретен, однако плотность их тоже была обманом - они скорей напоминали стремительные вихри, спрессованные и сжатые подобно зернам, набитым в мешок.

Что удерживало их вместе? Что это значило? Была ли эта туманная сеть, сотканная из сфер и вихрей, призраком каменной глыбы или образом ее, не земным, но вполне реальным в каких-то запредельных мирах, по ту сторону Чак Мооль? Или она представляла душу камня, ту эфемерную и неясную тень, которой, по словам Амада, обладал каждый человек и, быть может, все сущее в Мироздании? Но какие силы сотворили ее? И что произойдет, если вырвутся они наружу, если распадется сеть, если вихри обретут свободу?

На миг перед внутренним взором Дженнака встал чудовищный гриб из огненной багровой массы, клубившейся в неизмеримой вышине, расползавшейся подобно тучам, гонимым ветрами во все стороны, закрывавшей синий небосвод, готовой поглотить и землю, и воды, и воздух, и весь мир…

Вздрогнув, он очнулся. Серый туман и обломок базальта исчезли, сфера лежала на столе, а Чантар, прикрывая ее ладонью, пристально уставился в лицо гостя, точно надеясь уловить отблеск посетивших его видений.

– Камень, сотканный из мглы и вихрей, - произнес Дженнак, ощущая, как губы его вновь становятся теплыми и упругими. - Возможно ли такое? И что это значит?