вызвала споры в историографии: в то время как одни исследователи на основании антропонимического сходства пытаются отождествить Бурицлава с князем Борисом Владимировичем, другие считают, что Бурицлав является «собирательным образом» Святополка и Болеслава Храброго. Попытки решения этой проблемы породили большое количество версий и гипотез, некоторые из которых мы изложим ниже.

«Прядь об Эймунде» (или «Эймундова сага») известна в отечественной историографии с начала XIX в.: на сходство ее сюжета с летописным рассказом о войне между сыновьями Владимира Святославича обратил внимание еще Н.М. Карамзин[450]. Первые переводы саги на русский язык появились в 1834 г. Сразу же она стала объектом полемики, в которой приняли участие О.И. Сенковский – один из первых переводчиков и комментаторов памятника, возводивший его к устным преданиям XI в. и отдававший ему приоритет перед ПВЛ, П.М. Строев, отрицавший факт достоверности «Эймундовой саги» как таковой, и М.П. Погодин, занявший в этом вопросе умеренно-скептическую позицию, но оспоривший достоверность фактических данных саг по сравнению с данными летописи[451]. Не миновал этого сюжета и С.М. Соловьёв, писавший, что жертвой Эймунда пал Святополк[452]. Однако вскоре дискуссия замерла. Лишь в 1926 г. А.И. Лященко предпринял сравнительный анализ «Пряди об Эймунде» с ПВЛ и установил хронологию событий, описанных в саге, отталкиваясь от хронологической сетки ПВЛ (он датировал их 1016–1019 гг.). Этой датировки придерживались Е.А. Рыдзевская, исследовавшая образ Ярослава Мудрого в древнеисландской литературной традиции, и В.В. Мавродин, создавший первую реконструкцию войны за наследство Владимира Святославича с использованием всего корпуса русских и иностранных источников. Общей чертой для первых исследователей проблемы, относившимся к известиям «Эймундовой саги» с разной степенью критики, было то, что они видели в конунге Бурицлаве (Бурислейфе) собирательный образ Святополка и Болеслава Храброго.

Так, В.В. Мавродин писал: «Интересно отметить, что в “Эймундовой саге” Святополк именуется Бурислейфом. Нет никакого сомнения в том, что причиной этого недоразумения является то обстоятельство, что наиболее активным лицом в развертывающихся событиях, наиболее сильным и влиятельным был тесть Святополка Болеслав, и его имя (Бурислейф) совершенно вытеснило имя Святополка, трудное норманнам для произношения, тогда как с Болеславами, Бориславами и Буриславами они часто сталкивались на Славянском Поморье и привыкли к этому имени». Следствием подобных умозаключений явилось представление о том, что скандинавская традиция сообщает о реальных обстоятельствах гибели Святополка. «Сага подкупает правдивостью своего рассказа. Перед нами выступают типичные наемные убийцы, договаривающиеся с князем, который, не давая прямого согласия на убийство, в то же самое время развязывает руки убийцам. Летописный же рассказ полон назидательств, нравоучений и фантастических подробностей: душевные переживания Святополка, какая-то мифическая пустыня между Чехией и Польшей.

Мы не можем согласиться с тем, что в летописи о кончине Святополка приводятся только досужие измышления монаха, а сага говорит только правду, но нельзя думать, что летописным рассказом исчерпывается вопрос о смерти Святополка»[453].

Принципиально иной подход к проблеме был предложен Н.Н. Ильиным, который, как мы говорили выше, скептически относился к древнерусской традиции о Борисе и Глебе, считая, что «перед нами не документальное описание исторических событий, передающее факты так, как они происходили, а тенденциозный исторический роман, где реальные события прошлого переплетаются с созданиями художественного вымысла». В то же время он отмечал: «Сага содержит много сырого исторического материала. Связь ее повествования с русскими событиями 1015–1021 гг. можно проследить на всем протяжении текста саги. Сага не всегда точно передает события и часто неверно их освещает. Как и другие, подобные ей, произведения эпоса, она сплетает вместе деятельность разных исторических лиц, собирает в одном оптическом фокусе разные исторические события, искажает их реальную перспективу. Всегда склонная преувеличивать храбрость, находчивость, ум и другие подобные качества своих героев, сага разукрашивает их деятельность наивными фантастическими подробностями, долженствующими, по понятиям среды, в которой она слагалась, оттенить их военные доблести. Но основной материал, своеобразно ею переработанный, “Эймундова сага” черпала из подлинной русской истории».

В общих чертах концепция Н.Н. Ильина представляет комплекс из нескольких гипотез, в рамках которых предполагалось, что после смерти Владимира находившемуся в заключении Святополку удалось захватить власть в Киеве на три месяца, поскольку битва у Любеча, описанная в «Эймундовой саге» как первое сражение Ярицлейва с Бурицлавом, произошла не в 1016 г., а в конце 1015 г., поскольку именно под этим годом в ПВЛ сообщается о сборах Ярослава в поход. Потерпев поражение в этой битве, Святополк бежал в Польшу и вернулся на Русь лишь в 1018 г., тогда как политическим соперником Ярослава в борьбе за киевский стол и инициатором нашествия кочевников, о котором сообщают «Эймундова сага» и ПВЛ под 1017 г., оказался Борис, который был убит наемниками Эймунда по приказанию Ярослава летом 1018 г. Предания об этом отразились в сюжете о гибели Бурицлава (Бурислейфа) «Эймундовой саги», а около 1072–1073 гг. – в «Анонимном сказании». Также Н.Н. Ильин высказал предположение, что описание завершающей междукняжеский конфликт 1015–1019 гг. битвы на Альте являлось позднейшей конструкцией.

Пытаясь датировать события, описанные в саге, Н.Н. Ильин первоначально принял хронологию А.И. Лященко, подчеркнув, что «обстоятельства, вызвавшие прибытие варягов в Новгород в 1015 г., ничего общего с тем, что рассказывает сага, не имеют. С другой стороны, в саге находим подробное описание, как Эймунд и его соратники помогли отбить от Киева печенегов, которых привел Бурислейф. Осада Киева печенегами – событие 6525 (1017) г., следовательно, эймундовские варяги поступили на службу к Ярославу ранее 1018 г.». Вместе с тем он отметил, что сага ничего не говорит о походе на Русь Болеслава Храброго, который в 1018 г. в битве на Буге разбил дружину Ярослава и входившие в ее состав варяжские отряды. По его мнению, «бегство с поля боя не могло, конечно, послужить сюжетом для эпопеи, прославляющей подвиги начальника одного из этих отрядов. Поэтому повествование саги не знает о битве на Буге, но оно хорошо запомнило самое имя победителя и роль, которую он играл в событиях, отраженных эпопеей. Бурислейф саги – это Болеслав. Нападения Болеслава в Киеве ожидали начиная с 1016 г. Для борьбы с Болеславом Ярослав нанял и содержал эймундовских варягов: именно Болеслав “требовал от конунга нескольких деревень и торгов, примыкающих к его владениям” (очевидно, Червенские города); Болеслав же в 1017 г. двинул на Киев полчища своих старых союзников – печенегов, которых отбили Эймунд и его соратники; в 1018 г. Болеслав занял наконец Киев и на место Ярослава посадил Святополка. Не с этим слабым его ставленником, дважды изгонявшимся из Киева, а с лучшим полководцем своего времени, наносившим тяжкие удары империи, победоносно сражался, по саге, Эймунд, совершая чудеса храбрости. В таком аспекте эпизоды борьбы Ярослава со Святополком могли, конечно, служить сюжетом эпопеи о подвигах Эймунда. Слабый и малозаметный Святополк поглощен