вообще ходил медленно и с большим трудом — после гражданской левая нога его не сгибалась, торчала прямая, как бревно. Он мог, конечно, уехать с оказией по какой-то срочной надобности — но почему же тогда не оставил внуку записку?

Бикхан вернулся в дом, внимательно всё осмотрел... Нет нигде записки. Может быть, в мастерской найдется что-то, способное помочь разгадать загадку?

Он дошагал до мастерской, дверь ее оказалась не заперта. И, шагнув через порог, первым делом увидел на полу в свете своей «летучей мыши» ноги в хорошо знакомых стоптанных порыжевших сапогах, торчавшие из-за верстака.

— Дедушка?

Чуть позже:

— Дедушка-а-а!!!

* * *

Милиция и медики вынесли такой совместный вердикт: никакого злого умысла не обнаружено, несчастный случай. Споткнулся, дескать, старик, подвернулась у него здоровая нога, вот и грохнулся, и угодил на беду виском по твердому тупому предмету, проще говоря — по тискам. Получил открытую черепно-мозговую травму, потерял сознание и скончался через тридцать-сорок минут, не приходя в себя.

Бикхан долго размышлял и в итоге не поверил версии следствия.

Сколько он себя помнил, дед работал в этой мастерской. Бригада не раз переезжала с места на место, но мастерская оставалась все той же. Легкий домик разбирали, перевозили, собирали вновь, и дед все обустраивал внутри, в точности копируя ту обстановку, что была до переезда: на те же места вставали столярный и слесарный верстаки, и прочие приспособления. Инструменты дед тоже развешивал на стены в прежнем порядке, каждый на полагающийся ему гвоздик, не на соседний, или в определенный зажим.

Ориентировался в своей вотчине старый великолепно, привыкнув за много лет. Мог без труда отыскать молоток или отвертку в кромешной темноте или с завязанными глазами. И передвигался по тесному и заставленному всякой всячиной помещению движениями, выверенными до сантиметра, — никогда ни на что не натыкался и ни о что не спотыкался. Так что же на него нашло в тот роковой день? Отчего упал на ровном месте?

Нет, понятно, что с годами старые люди слабеют, и координация движений у них становится хуже, и зрение, и еще много всяких неприятностей со стариками происходит. Однако Бикхан жил с дедом под одной крышей, видел его постоянно, и уж заметил бы, что дед в последнее время сдает. Но ничего похожего не замечал. И не поверил в несчастный случай: дед не падал и не бился виском о твердый тупой предмет. Предмет сам ударил в висок и был зажат в чьей-то руке. Произошло убийство, называя вещи своими именами.

Хотя резоны милиционеров и следователя прокуратуры, не ставшего возбуждать дело, Бикхан понимал хорошо.

Даже не только в том дело, что не нужно им в отчетности лишнее убийство, которое раскроют или нет, неизвестно. Для убийства требуется какая-то причина, какой-то мотив, а придумать его в данном случае было не так-то просто. Корысть? Так ведь жили внук с дедом не слишком богато, и все их имущество осталось на месте (самой ценной вещью, пожалуй, было ружье Бикхана). Месть? Дед никогда ни с кем не ссорился, со всеми умел находить общий язык, даже с бригадиром Ферапонтовым.

Бывает и так (у них в бригаде тоже случалось), что ссора возникает на пустом месте, из ничего — слово за слово, и доходит до того, что один из поссорившихся хватается за нож. Или за твердый тупой предмет. Но Бикхан был убежден, что происходит такое лишь по пьяной лавочке. А дед употреблял более чем в меру, а уж представить, что он выпил в тот день с кем-то в рабочее время и прямо на рабочем месте, у Бикхана не получалось. Да и медики наверняка проверили наличие алкоголя в организме. Если бы нашли, упомянули бы в своем заключении, тогда картина у них вообще нарисовалась бы складная: выпил и не устоял на ногах, еще одна жертва зеленого змия.

Впрочем, ссоры и на трезвую голову случаются, хотя гораздо реже заканчиваются поножовщиной или ударами по голове.

...Через неделю после скромных похорон на совхозном кладбище Бикхан пришел туда снова. Темнело, причем удивительно рано — с запада наползала огромная туча, воздух полнился предчувствием очередной грозы, они часто случались тем летом. Но пока еще не грохнуло, не ударили по пыльной земле первые тяжелые дождевые капли, и Бикхан посидел молча рядом со свежим земляным холмиком. Мысленно обращался к деду: отзовись, подскажи, что на самом деле произошло в тот день...

Конечно же, Бикхан не верил, что сорок дней душа покойного находится где-то здесь, рядом, и способна иногда подать знак. Сын мусульманина и православной, вырос он полным атеистом. Не верил, но... А вдруг? Не все загадки и тайны этого мира исследованы советской наукой, много на свете странного и удивительного, не имеющего пока объяснений.

Ответ, разумеется, не прозвучал. И никакой знак не был подан. Тогда Бикхан произнес вслух:

— Клянусь, дед, я узнаю, кто это сделал. И зачем сделал, узнаю тоже.

Едва договорил, по глазам ударила короткая беззвучная вспышка, на миг осветила кладбище и тут же погасла. Звук громового удара донесся с запозданием. Словно кто-то наверху завизировал его клятву, заверил большой печатью небесной канцелярии. Хотел знак? Получай!

Как ни гнал он Батыра, опередить грозу не сумел, на подъезде к кочевью угодил под ливень.

Насквозь мокрая одежда неприятно липла к телу, пробирал озноб, но первым делом Бикхан обиходил конька: завел в денник, разнуздал, обтер, насыпал овса. И лишь потом пошагал к летнику сквозь стоявшие вертикально струи, уже не особо торопясь, мокрее все равно не станет.

В его домике горел свет. А внутри была рыжая Алевтина.

* * *

После смерти деда никого к Бикхану не подселили, квартировал в своем летнике в одиночестве. Жилья на кочевье теперь хватало с избытком, число работников в бригаде уменьшилось, многих мужчин призывного возраста забрали в армию, иных почти сразу, в первые дни войны, других попозже.

Первым получил повестку белобрысый радиолюбитель Феденька, а до того неделю ходил понурый, сам не свой, — лишился всей своей аппаратуры, пришлось сдать и приемник, и передатчик, вышло такое постановление. Без возможности повозиться с паяльником и радиодеталями жизнь была Феденьке не мила,