Катя задумчиво рисовала вилкой узоры на застывающем соусе, мальчишки о чем-то шептались, с завистью на нее поглядывая, а Алекс спросил:

— Вы считаете, ребенку нужно знать эти детали?

— Мне кажется, что именно сейчас закладывается ее будущее, — серьезно ответила Лавиния. — Думаю, что через десять-пятнадцать лет я буду иметь честь приветствовать Катрин среди моих коллег в Службе магбезопасности.

Десерт всем гостям ресторана полагался один и тот же. В меню он назывался просто «ромовая бара с мороженым из фруктов», поэтому никто не ожидал, что подача его окажется целым представлением. В зале погасили свет, оставив только слабые магические фонарики. Три официанта выкатили тележки, на каждой из которых высилась темная масса, и по сигналу метрдотеля подожгли ее. Темная масса оказалась пирамидой, сложенной из маленьких булочек, снизу вверх по ней побежали огоньки — зеленые, розовые, сиреневые, голубые; они достигали вершины и взрывались крохотным фейерверком.

— Ух ты, — зачарованно пробормотал Серж.

Его практичный близнец с сомнением спросил:

— Мы это есть будем?

Впрочем, от нежнейшего бисквита, пропитанного горячим соусом и скрывающего внутри земляничное мороженое, не отказался никто.

После ужина вся компания пешком побрела вверх к «Эдену». Первым откололся Карвер, свернув в переулок к своему дому; Мишель Буало помахал рукой возле лестницы, ведущей к стоянке экипажей; дети, отчаянно зевающие, поползли к лестнице в свою мансарду. Трое оставшихся переглянулись, и Барбара, слегка покраснев, предложила:

— «Ночной колпак»?

— Тогда идем ко мне, — хмыкнула Лавиния. — В отеле уже знают мои вкусы и ставят графин с аква витой. А всем на свете известно, что лучший «ночной колпак» — это порция аква виты.

— Или две, — улыбнулся Алекс.

— Ну, уж никак не больше трех! — закончила Барбара.

Всю ночь шел снег, а к утру тучи рассеялись и появилось солнце. Собственно, оно и разбудило Лавинию, отсыпавшуюся на отдыхе за все предыдущее расследование. Потянувшись, магичка какое-то время лениво валялась с закрытыми глазами, надеясь снова уснуть, но ничего не вышло. Организм выспался и требовал начинать жизнь. Пришлось вставать.

Завтрак Лавиния заказала в номер, и через несколько минут в ее дверь деликатно постучали. Улыбающийся Беппо вкатил столик с тарелками, кофейником и прочим, ловко отключил тепловой колпак, потом жестом фокусника вытащил из-за спины вазочку с одной розой и поставил рядом с чашкой.

— Доброе утро! — сказал он. — Новости желаете?

— Доброе, доброе! — рассмеялась Лавиния. — Тебя повысили до официанта?

— О, нет, это я пока не заработал! — расплылся молодой человек в ответной улыбке. — Просто они там зашиваются, а я оказался под рукой. Кофе со сливками или черный?

— Черный, — госпожа Редфилд положила на колени салфетку, отломила кусочек круассана и стала намазывать его подсоленным маслом. — И какие же у нас новости, ходячая газета?

— Во-первых, сегодня отличная погода для катания! — бодро ответил Беппо, накладывая в подогретую тарелку пышный омлет и посыпая его тертым сыром. — Солнце, небольшой морозец, и снегу насыпало, так что трассы практически идеальные. Во-вторых, сегодня большой праздник в честь Перелома года. В отеле будет торжественный ужин и бал, а вечером фейерверк.

— Неплохо, — кивнула Лавиния, подбирая последние крошки омлета. — Это хорошие новости, а плохие для равновесия есть?

— Плохих в нашем отеле не бывает, но есть странные!

— Например?

— Например… Господин Вангенер с утра улыбается, баронесса Штакеншнейдер не спустилась к завтраку, а старшая горничная впервые за девятнадцать лет не вышла на работу. Заболела, говорят!

— Не вышла на работу? — Лавиния отставила кофейную чашку. — Интересно… А скажи мне, Беппо, от кого именно ты услышал, что она заболела?

— Да девчонки разговаривали в коридоре, когда я мимо шел. Минна и Жюли, они же попарно работают, и пока гости завтракают, желательно номер убрать. Они как раз и убирались у господина Вангенера, а он вернулся с завтрака. Жюли перепугалась, потому что у нее было бы уже второе замечание, а после третьего увольняют. А он улыбнулся, велел продолжать, он пока может прогуляться. Так вот, Минна и сказала, что мадам Руссо с утра не было, а вчера она вечером кашляла и жаловалась на больное горло…

— Скажи мне, Беппо, — Лавиния задумчиво глянула на коридорного, и он на всякий случай на полшага отодвинулся к двери. — Поясни мне, Беппо, такую вещь: вот ты говорил с нами в прошлый раз как герцог дю Тремейн, и твой лексический ряд, как и интонации, полностью соответствовали тому, как должен говорить молодой аристократ. А сейчас я слышу вполне различимый акцент предместий…

Молодой человек повел плечами и выпрямился. Потом слегла улыбнулся и сел напротив дамы, взглядом испросив ее согласия.

— Вам ли, госпожа Редфилд, нужно рассказывать о социальных ролях? Знаете ведь поговорку: если кто-то выглядит, пахнет и лает как собака, то, скорее всего, это и есть собака. Если бы в роли Беппо я разговаривал как дю Тремейн…

— Работать бы тебе не удалось, понимаю. Тогда другой вопрос: на твой взгляд, кто здесь, в отеле, не соответствует исполняемой роли?

Беппо хмыкнул и потер подбородок.

— Ну, таких немало. Хотя бы та же самая Камилла Штакеншнейдер, которая периодически постоянно выходит из роли богатой аристократки и становится хористкой.

— Особенно под воздействием волшебных таблеток, расширяющих сознание…

— Особенно, но не исключительно.

— А мадам Руссо никогда не выходила из своей роли?

— Я такого не припомню, но я в «Эдене» работаю не так давно. Вы подозреваете ее?

— Мы практически уверены, что, как минимум, именно Флора Руссо доставила тело убитого в отель, подняла наверх через окно, раздела и сунула в ванну. Но пока что у меня нет даже тени идеи, зачем это было сделано. Подумай, прошу тебя. И понаблюдай. Мадам Руссо сегодня нет, но я совершенно не уверена, что именно она была убийцей.

— Думаете, она заметала чьи-то следы?

Лавиния промолчала. Коридорный встал, склонился в поклоне и спросил:

— Прикажете убирать?

Солнце вовсю светило в окна, обещая отличную погоду и массу удовольствия от лыж, но госпожа Редфилд все ходила по комнате и хмурилась. Наконец она споткнулась о ножку кровати, выругалась и зашипела от боли. Взгляд ее упал на дневник Зои Неклюдовой, который она читала перед сном. Протянув руку, Лавиния открыла тетрадь в красной сафьяновой обложке и стала листать; наконец одна из последних страниц привлекла ее внимание. Она перечитала запись и прошептала:

— Нет, Зоя, это не то… Но твои записки навели меня на мысль…