— В тот день, когда была убита Кассандра.

— Точно. Я рассудил так, что этот парень использует инструменты для расправы со своими жертвами. Мы установили за ним слежку, и на тебе — пожалуйста. Этот сукин сын — скользкий как угорь. Ума не приложу, как он узнал о том, что за ним следят, но вычислил он нас довольно быстро.

Чего нельзя было сказать о транспорте, который тащился еле-еле.

Макейди, держись.

Макейди явно нервничала. И это было хорошим признаком. Он правильно рассчитал, что она утратит бдительность, спешно собираясь на несуществующий кастинг с тридцатью тысячами долларов на кону. Он видел, как пылают от волнения ее щеки, как учащенно она дышит. Груди ее вздымались, отчего петли на пуговицах кардигана слегка приоткрывались. У нее было ультракороткое платье, и она еле заметно покачивалась, когда шла на высоких черных шпильках.

Она не узнает меня. Никто меня не узнает.

Он знал, что в его распоряжении не так много времени, чтобы успеть выбраться из города. Полицейские, при всей своей тупости, наверняка скоро сядут ему на хвост. Но он не собирался уезжать без своего специального приза.

— Нет, действительно, — произнесла она, — у меня все в порядке.

Возможно, она подготовлена лучше, чем он предполагал. Видимо, сумма гонорара была не столь заманчивой. Она стала бы посговорчивее, если бы речь шла о других цифрах. Судя по всему, она более пресыщена, чем те, другие, и умнее.

Он улыбнулся ей, мягко и дружелюбно.

— Да вы не думайте, мне это совсем несложно. У моей жены, еще до нашей свадьбы, была «шарада». Точно такая же модель, девяносто третьего года выпуска. Тоже постоянно барахлила.

Уголки ее рта слегка приподнялись, и она бросила взгляд на свою машину.

— Вы умеете их чинить? — наконец спросила она.

Эд, улыбаясь, вышел из фургона и незаметно просунул молоток за спину.

— Да. Вообще-то я механик, — соврал он.

— Правда? — Она, казалось, испытала облегчение. — Как вас зовут?

— Эд, — сказал он. — Эд Браун.

— Очень приятно. А я — Макейди. К сожалению, я ужасно тороплюсь.

Он приблизился почти вплотную к ней. В этих туфлях она была гораздо выше его. В туфлях, которые она надела специально для него.

— Может, вы все-таки предпочтете, чтобы я вас подвез? Это будет быстрее.

Она оставила его предложение без внимания.

— Вы можете посмотреть, в чем там дело? Я понимаю, что уже темно…

Он оглядел улицу. Вокруг не было ни души.

Он нагнулся над моторным отсеком, потянул привод, проверил указатель уровня масла.

— О, вот оно что. Видите? — поманил он ее рукой.

Она тоже нагнулась над мотором.

Молоток быстро опустился на ее голову, и Макейди рухнула.

Сильными натренированными движениями он подхватил ее на руки и потащил к фургону. Забравшись внутрь вместе с ней, он закрыл дверцу, мгновенно сорвал с нее кардиган и сковал ей руки.

Времени в обрез.

Он уже слышал вой сирены. Ему уже некогда было затыкать ей рот кляпом, да это было ни к чему. Сейчас она без сознания, а там, куда они уедут, ее все равно никто не услышит. Он бросил на нее последний взгляд, любуясь ею, такой красивой и беспомощной в этом черном платье.

Мой приз.

Энди звонил Макейди со своего мобильного телефона каждые пять минут, как только они выехали из управления, но она не отвечала.

Он надеялся, что Эд будет спасать собственную шкуру и оставит свою затею в отношении Макейди.

А может, она еще работает. Или пошла погулять.

Но, судя по тому, как жгло внутренности, все обстояло совсем не так.

Загорелый длинноволосый серфингист застыл в изумлении, когда патрульная машина с визгом подрулила к дому на Бронте. Энди выскочил из машины и бросился к подъезду. Джимми не отставал от него. Ему казалось, он слышит далекие звуки сирен; подкрепление было на подходе.

Он начал колотить в дверь.

— Макейди!

Никакого ответа.

— Я обойду с черного хода. — Энди бегом пересек лужайку и, перемахивая через две ступеньки, взлетел на крыльцо. Он попытался заглянуть в квартиру через окно. — Никого не видно. Давай взломаем заднюю дверь! — крикнул он.

Джимми появился через мгновение. Они сосчитали до трех и разом навалились на дверь, выломав ее с первой же попытки.

В гостиной никого не было… как не было ни в кухне… ни в ванной. В спальне в углу валялись брошенные в спешке брюки и свитер. Пара ящиков комода были открыты, распахнут чемоданчик с макияжем. Судя по всему, она очень торопилась. Они чуть-чуть опоздали.

Сирены уже были отчетливо слышны на улице. Джимми впустил полицейских через парадную дверь и коротко изложил ситуацию, пока Энди отчаянно пытался найти хоть какие-то намеки на то, куда ушла Макейди.

— Группа готова ехать на квартиру Эда Брауна, — сказал Джимми. — Мы пытаемся задействовать вертолет для поиска «фольксвагена». Что дальше?

Энди уловил резкую перемену в отношении к нему. Он снова был одним из них. Они верили ему.

Крики. Нечеловеческие крики разрывали пустоту и жалили, словно удары хлыста. Они казались отдаленными, чужими, но даже сквозь тошноту и дурман Макейди сознавала, что эти ужасающие звуки рождаются в ее голове. На нее накатывало забытье, немая пустота всасывала в себя боль, и она отчаянно боролась с соблазном уступить, сдаться. Она лежала на спине, руки были прикованы к невидимой опоре. Спину натирала холодная сталь. Вялая и обессилевшая, она все-таки попыталась понять, где находится, но вокруг были только шум и движение, и еще тусклый свет.

Левое ухо, прижатое к плечу, онемело. Руки были так высоко скручены над головой, что малейшая тряска отдавалась дикой болью в плечах. Она не могла ни шевельнуть ими, ни расслабиться. Краем глаза она все-таки разглядела, что лежит на полу старого фургона.

И тогда она вспомнила человека с рыжими волосами.

Он собирался помочь ей с машиной.

Повернув голову, она попыталась определить, что держит ее запястья. Похоже, ее приковали к стене металлическими наручниками.

Фургон свернул в сторону.

Ноги Макейди болтались из стороны в сторону, туфли скользили по полу. Она уловила странный запах, чем-то похожий на хлороформ, который исходил от покрывала, на котором она лежала, от стен, от всего. Он застревал в ее ноздрях, заполнял легкие, вызывая сильное желание чихнуть. И к нему примешивалось что-то еще… Масло чайного дерева? До боли знакомый запах.