– Вы хорошо говорите на фламандском?

– Немного.

К чему все эти вопросы? Куда он ведет, недоумевала Калли. Но вслух она рискнула озвучить лишь коротенький вопрос:

– А зачем это?

– Нам нужны хорошие переводчики, а также люди для выполнения других ответственных поручений. Ваше прошлое нас заинтересовало. На этом пока все, миссис Джоунз.

– Как к вам попала открытка от Ферранда?

– Скажем так: ее переслали к нам не совсем обычным способом и, как вы догадываетесь, не по официальным каналам.

Мужчина вдруг резко поменял тему разговора:

– Как вы вообще относитесь к оккупации Бельгии? У вас есть какие-то контакты с вашими друзьями, которые остались там?

«Ага, – мелькнуло у нее, – этот человек проверяет меня на политическую лояльность и вообще интересуется степенью моей информированности».

– В газетах про Бельгию почти ничего не пишут, – начала она робко. – Конечно, я очень переживаю за своих друзей, которые остались там. Если нужно сделать что-то, чтобы помочь им, я готова… Но что именно от меня требуется?

Поначалу она говорила на французском, слегка запинаясь, но когда разговор пошел на привычные темы о друзьях и близких, язык развязался сам собой, и ее речь полилась легко и свободно. Неужели их интересует именно ее бельгийское прошлое?

Мужчина неторопливо поднялся из-за стола.

– Благодарю за помощь! Надеюсь, вы понимаете, что наш разговор строго конфиденциален. Но если вы нам вдруг понадобитесь снова, я хотел бы знать, где и как мы можем разыскать вас.

Она продиктовала лондонский адрес Примми и свой домашний адрес в Шотландии.

– О, я знаю эти места! Прекрасная природа! И рыбалка великолепная. Насколько мне известно, вы приютили у себя в доме семью беженцев и у вас маленький сын. Полагаю, его отец Ван Гротен?

Осведомленность собеседника начинала пугать Калли. Во всяком случае, еще никто не озвучивал подобную догадку вслух.

– Дезмонд прежде всего мой сын! А кто его отец – это уже вопрос вторичный! – вспыхнула она.

– Вы очень благоразумны и рассудительны, миссис Джоунз. Особенно учитывая тот факт, что на деле вы никогда не были женой мистера Джоунза.

– Мы были женаты! – возмутилась Калли. – Мы поженились в 1935 году на борту судна «Мари Соланж», вышедшего из Марселя в порт Александрия. Наш брак зарегистрировал лично капитан судна.

По какому праву этот человек так бестактно вмешиваться в ее личную жизнь?

– Судно-то было не британское. К тому же вы не обратились в Отдел регистрации гражданских актов в Доме святой Екатерины за получением соответствующего уведомления о браке. Так что ваш брак – это фикция перед лицом закона.

– Я не знала, что нужно делать какое-то уведомление, – растерялась Калли. – Это важно?

– Только в том случае, если вы захотите затеять официальную процедуру развода. В сущности, вы оба с вашим бывшим мужем свободные люди, так как никаких официальных подтверждений о законности вашего брака с точки зрения британского законодательства нет. Посему вы можете выходить замуж за кого угодно. Как я понимаю, тот человек в Бельгии ждет не дождется вашего согласия. Всего доброго, миссис Джоунз! Точнее, мисс Бордман.

Калли вышла из кабинета, пошатываясь от всего того, что только что узнала. Она медленно побрела по лестнице к выходу. Совсем не о таком собеседовании она воображала, сидя в поезде! И кто же этот грубиян, интересно, который так бесцеремонно обошелся с нею? Перерыл своим длинным носом все ее грязное белье! Докопался до самых интимных подробностей ее личной жизни и с видимым удовольствием выложил их перед нею. Зачем? С какой целью? Она еще крепче сжала в руке открытку от Ферранда. Слава богу, он жив! И по-прежнему думает о ней. Неужели она действительно свободна, как только что заявил ей этот грубиян? Значит, она хоть сейчас может связать свою судьбу с Феррандом. Скорее всего, Тоби с самого начала знал, что их брак – это всего лишь пустышка для отвода глаз. Почему-то она совсем не удивилась такому открытию.

Калли зашла в ближайшее кафе и, усевшись за столик, стала внимательно изучать открытку. Такое впечатление, будто кто-то перевозил ее в форме обычной сигареты. Цветное изображение на открытке покрылось десятком мелких трещин и царапин.

Моя дорогая!

Надеюсь, ты жива и здорова. У нас здесь очень трудно. Брата убили, мама потеряла рассудок от горя. Она больше не может жить одна. Я вернулся в университет, помогаю чем могу тем, кто нуждается в помощи. Мечтаю о том, чтобы ты была рядом со мной. Как мне холодно и неуютно без тебя! Но мы ведь знавали и лучшие времена, не правда ли? Но какими далекими кажутся мне те дни и ночи, когда я держал тебя в своих объятиях. С нетерпением жду, моя родная, того момента, когда мы снова будем вместе.

Подписи не было. Впрочем, Калли она была и не нужна. Никаких имен, без указания мест, без обращения к ней по имени, без указания ее адреса. Как же ее нашли? И кто привез эту открытку из оккупированной Бельгии сюда, в Англию? И что означают слова Ферранда о том, что он помогает тем, кто нуждается в помощи? Да, каждое предложение в этом коротеньком послании было исполнено особого смысла, и ей еще предстоит понять его. А пока же она читала и перечитывала открытку, и слезы струились по ее щекам, стекая на бумагу.

Ну почему я не сказала тебе о Дезмонде? Зачем утаила от тебя правду о нашем сыне? И каким опасностям ты подвергаешься там, у себя на родине, спасая людей?

Столько всего осталось недосказанным. В мгновение ока обычная почтовая открытка приобщила Калли к какому-то таинственному, совершенно неизвестному ей миру, в котором все покрыто завесой секретности. Да и сама она тоже стала частью пока еще непонятной ей тайны. Ведь не случайно же тот человек в кабинете дал ей понять, что именно ее французский с фламандским акцентом может им пригодиться. Что, если они пригласят ее снова? Должна ли она давать согласие на сотрудничество с ними?

В сущности, у нее есть выбор. Она может отправиться первым же поездом к себе домой, и никто ее за это не осудит. Ведь у нее же маленький сын! Однако в душе Калли понимала, что коготок ее уже увяз. Может быть, именно там, в этом непонятном ей, скрытом от посторонних глаз мире, за этой невзрачной дверью, выкрашенной в неброский коричневый цвет, она и сумеет наконец принести пользу общему делу? Она почти физически ощущала, что этот мир опасен, очень опасен, но лишь сильнее горячилась ее кровь в предвкушении опасностей. Вот они, ее вызовы, которые она смело принимает. Правда, ей пока никто ничего конкретного и не предлагал. А вдруг она провалила первое собеседование? И второй попытки ей не дадут? Нет, надо дождаться их решения! И только потом она станет решать свою судьбу и выберет путь, по которому пойдет дальше.

Фиби с огромным воодушевлением вживалась в новую для себя роль: организация концертных бригад в рамках Национальной ассоциации службы развлечений для нужд фронта и выступления на передовой и в тылу. Все как в старые добрые времена, когда она исполняла зажигательные песни перед участниками Христианского союза молодежи в составе труппы знаменитой Ашвелл, с легкой руки которой и зародился в годы Первой мировой этот почин, когда артисты всех жанров стали выезжать на фронт с концертами.