Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О той правде, какой она мне представляется, – продолжил я, отчетливо осознавая, что затягивать ожидание ответной словесной реакции от Муна и Павла бессмысленно, – Так вот, вспомним снова про Гиви…
На этот раз мое словоблудие оборвалось не ради поиска участников диалога. Слишком много в голове и сердце было негативных эмоций и впечатлений на тему вышеупомянутой личности. А мне не хотелось срываться на злобу. И потому возникла потребность немноженько отдышаться.
– Этот козел, пес мордатый…
– Эй-эй!.. Постойте…
Видимо не получилось у меня отдышаться. Но зато я внезапно прородил дар речи в маленьком невзрачном адвокате.
– Зачем? Я же говорю, что думаю…
– Он… он…
– Знаю. Он твой родственник. И именно по этой причине ты обязан как минимум раскроить ему череп первой попавшейся монтировкой…
– Но… но…
«Что за глупое заикание?! Оно начинает меня раздражать».
В этом вопросе с моим внутренним голосом нельзя было не согласиться. Только вот была тут небольшая загвоздка – Муна все еще ничего не знал обо всем том, что случилось в моей жизни благодаря отвратительным усилиям его пятиюродного брата.
– Ты ведь почти ничего не знаешь, чертов «хачапури»! Так на каком основании ты пытаешься защищать своего родственничка-дармоеда?!
Неожиданно, но вполне своевременно.
– Спасибо, – сорвалось с моего языка в адрес сверкающего речью и взглядом Павла.
И на этот раз это слово было настоящим, искренним… Хотелось бы задуматься на эту тему, понять свои чувства, осознать свое отношение к человеку, которому я самым безалаберным способом сломал жизнь, да только так уж получилось, что в конечном счете моего новоявленного ассистента было очень сложно остановить в его вычурном рвении.
– Или же вы гораздо глубже повязаны, чем нам казалось?!
Ни я, ни мелкий низкорослый адвокат и глазом не успели моргнуть, как здоровяк молниеносно покинул свое лежбище в лоне удобного кожаного кресла. И сделал он это совсем не ради того, чтобы стоять по стойке смирно и аутентично наслаждаться мерными прогибами и покачиваниями некачественно припасованных дощечек паркета. На эти самые быстрые телодвижения его сподвигло огромное желание схватить изворотливого кавказца за узел пестрого желто-коричневого галстука и поднять на тридцать сантиметров над уровнем пола.
– Э-э-х… х-х… э-э-х…
В новых внезапно возникших обстоятельствах Муна было сложно держать ответ, но зато было несложно начать задыхаться.
– Помоги…
– Паша, хватит! Не надо!
От беспрецедентно экспрессивного зрелища медленно синеющей кожи на лице маленького невзрачного кавказца все мои экзистенциальные мыслишки, прежде бурно делегировавшие в моей чрезмерно утомившейся голове, моментально и необратимо разлетелись прочь во все присутствовавшие стороны.
И как только это произошло, я тотчас же вспомнил, что вроде как собирался во что бы то ни стало предотвратить очередное смертоубийство в пределах маленькой убогой квартирки, расположенной где-то на тверской окраине, а вовсе не ускорить его своими словами или действиями.
«О, черт! Это как-то совсем не было запланировано!»
И снова внутренний голос был прав. Однако не ему, а мне нужно было спасать положение. Так что я без какого-либо промедления бросился разнимать двух крайне смертельно расстроенных врагов.
– Хватит, хватит! Брейк!
Да только вот ни стоя вдалеке у окна, вооружившись исключительно словами, ни будучи совсем рядом и отчаянно хватаясь за крепкое мускулистое плечо, я не мог заставить Павла Макинтаева отказаться от бурлящего в его крови желания причинить кому-нибудь очень сильную физическую боль. Вся злоба, что медленно копилась в тихом омуте его души в течение долгих десяти лет, теперь страстно желала вырваться наружу. И этой злобе нужна была разбрызганная по стенам кровь, ей нужен был хруст трескающихся и ломающихся костей, ей нужен был угасающий свет в глазах…
– По… х-х-х…
Думаю, вы, мои дорогие читатели, всецело и красочно представляете, чем бы могло закончиться такое вот страстное удушение. Могло бы, потому что на самом деле все сложилось иначе. Пронзительно-скрипучий низкий звонок в дверь прозвучал коротко, но самодостаточно. И тогда…
– А вот и они, – спокойным тоном произнес Павел.
И сразу после этих слов его пальцы, прежде очень крепко сжимавшие узел пестрого желто-коричневого галстука, стали медленно выпрямляться. И разумеется в некий определенный момент изрядно посеревший адвокатишка скользнул на тридцать сантиметров вниз и брякнулся об пол своими черными лакированными ботинками. Брякнулся, но не упал.
«И, слава богу!!!»
– Кх-кх-кхе…
Секундой попозже Муна крайне старательно перемежал в себе попытки вернуть естественный цвет лица с попытками удержать стойкое равновесие и все-таки не рухнуть на пол в расслабленном и бессознательном состоянии. За эти попытки можно было поставить маленькому невзрачному кавказцу пятерку с плюсом, но не более.
Как огромной необъятной Вселенной, так и всем прочим более мелким персоналиям было с высокой степенью очевидности ясно и понятно, что надолго его не хватит.
И потому мой личный ассистент Павел Макинтаев, прежде стремившийся задушить моего личного адвоката, решил совершить поступок на опережение.
– Присядь и отдохни, – сказал он с некоторой долей издевательской усмешки в голосе, а потом толкнул свою недобитую жертву в сторону своего удобного кожаного кресла с мягкой коричневой обивкой.
От полученного толчка Муна сначала покачнулся, потом сделал семь петляющих из стороны в сторону шагов и только тогда медленно опустился в кресло.
– Отлично, – определил результат собственных усилий Павел и обратил вопросительный взгляд за спину, то есть на меня.
«А ты что там делаешь???» – вроде как читалось в этом самом взгляде.
Однако слова он произнес совершенно иные:
– Мне открыть дверь?
– Да-да…, – ответил я.
А ведь на самом деле очень хотелось сказать своему личному ассистенту:
«Ну, зачем это нужно было делать? ЗАЧЕМ???»
Но такие желанные речи как обычно застряли где-то глубоко в горле или же глубоко в мозгах, а может и очень глубоко в заднице.
«Ты сам задница», – заявил мне в этот незаурядно унылый момент мой внутренний голос.
И я как обычно не сумел стратегически оспорить его метко стреляющее мнение. Да я, в общем-то, не старался и не собирался.
Мне было предпочтительнее одиозно наблюдать за спиной шагающего по коридору Павла и за слюной, стекающей из угла рта моего до полусмерти измученного адвоката.
«Жизнь прекрасна даже в этих деталях».