— Соцветия темнее там, где висят ниже всего, — заметила я.

— Они должны сначала распускаться на самой высокой части кисти, так что эти цветки первыми начинают блекнуть, — объяснила Элис.

— Подумать только, эти гроздья такие длинные… — изумлялась я.

— Есть и подлиннее, — указала моя подруга.

— Сами-то цветы длиной всего полдюйма.

— Некоторые короче.

— Некоторые покрасивее, — вклинился Бернард.

— Некоторые побезобразнее, — возразил мистер Йорк.

— Некоторые подушистее. — Бернард зажал свой нос, лукаво глядя на меня.

— Некоторые побольше раскачиваются, — в тон ему произнес мистер Йорк более низким, чем обычно, голосом, и оба мужчины захихикали.

— Ладно, вы, двое, катитесь дальше, куда хотите, — сказала я. — Когда вернетесь, мы еще будем здесь.

Щегольски одетая и брызжущая энергией Элис вытащила наши небольшие альбомы для эскизов из ранца, который я приторочила к моему велосипеду.

— Не торопитесь, — пропела она нашим отъезжающим спутникам.

Я уселась на скамейку и приготовилась рисовать.

— Листья перистые.

— Как перо, с одним листиком на конце.

— Стволы изогнутые и узловатые.

— Два обвиваются один вокруг другого, — обнаружила я. — Как старая, изборожденная морщинами супружеская пара.

Мы погрузились в рисование. Вдруг Элис хлопнула себя ладонью по лбу.

— Отдельный кусок стекла для каждого лепестка! На одну лампу их уйдет тысяча!

— Две тысячи, по оценке мистера Тиффани.

— Но на это не хватит никакого времени!

Миниатюрная седоволосая женщина медленно ползла промеж длинных шпалер, подбирая упавшие цветки, тщательно осматривая их, складывая некоторые в небольшую коробку из-под печенья и выбрасывая другие. Лепестки покрывали землю вокруг нее, подобно персидскому ковру цвета лаванды. Она остановилась, наблюдая, как мы работаем.

— Милые картинки, но у вас всего-навсего рисунки. У меня и цвет, и аромат. Они протянут еще пару дней в блюдечке с водой.

— Тогда вы можете вернуться и набрать свежих, — посоветовала Элис.

— Я живу возле железной дороги, и от нее в воздухе полно копоти. Цветы помогают.

Она заковыляла дальше, опасно наклоняясь своим негнущимся телом, подбирая каждое сокровище с земли, оттопырив свой маленький розоватый палец.

Когда она оказалась за пределами слышимости, Элис пробормотала:

— Леди-мародер. Когда-нибудь мы станем такими же.

— Ноги будут согнутыми и узловатыми, похожими на стволы глицинии.

Эта встреча на некоторое время погрузила нас в раздумья, наши карандаши замерли.

— Она-то знает, для чего дана жизнь, — размышляла я.

Мы уставились друг на друга, надеясь, что и мы знаем это и что наша работа по созданию красивых вещей поможет другим прожить более богатую жизнь. Это был другой непреложный закон Тиффани.

— Мы не можем использовать модель в виде широкого конуса, как для стрекоз, — вздохнула я. — Она должна быть более перпендикулярной, чтобы создать иллюзию свешивающихся кистей.

— Вроде перевернутого ведра?

— Нет. С отвесными сторонами. Больше похожая на шляпу-колокольчик с закругленным переходом между тульей и полями. — Я набросала примерный эскиз формы абажура и лозы-основы и показала ей: — Мистер Тиффани сказал, что эта лампа будет электрической.

— Электрические лампы могут сильно нагреваться, — заметила Элис.

— Тогда отверстие на верхушке должно быть больше обычного. Это прекрасно. В центре верхушки можно расположить густую сеть свинцовых полосок без стекла, толстым линиям придать текстуру, чтобы походили на ветки.

— Есть одна проблема. — Зловещий тон ее голоса заставил меня занервничать.

— Похоже, я знаю, что ты собираешься сказать, и это разобьет мое сердце.

— Нижняя часть, — простонала Элис.

— Именно. Было бы преступным отрезать цветы на нижнем кольце. Они просто обязаны свисать неровно, как в природе.

— Значит, модель должна быть выше, чем цветки, висящие в самом низу, — предложила подруга. — Но тогда мы не можем накладывать стекло с нижнего кольца, чтобы оно держалось на слепке.

— Начать с верха? — спросила я.

— Кто ты такая? Волшебница? Как будут эти крошечные кусочки держаться без опоры?

— Воск?

— И булавки, — торжествующе добавила она. — Нам придется закрепить две булавки в дереве, чтобы на них разместить каждый крошечный нижний кусочек.

— Получится бахрома из булавок.

Когда вернулись Бернард и мистер Йорк, мы собрали свои причиндалы и сели на велосипеды. Наше воображение было расцвечено самыми яркими красками, но наша внешность слегка поблекла, хотя ноги еще не стали согнутыми и неподвижными.

Однажды слякотным днем после обеда мистер Митчелл вошел в студию и придвинул табурет слишком близко к столу, чтобы это оказалось удобным.

— Приветствую, — сказала я, — давненько вас не видела. Как вы поживаете?

— Что здесь происходит?

Он никогда не начинал разговор со слов: «Доброе утро!» Обычно я слышала: «Как поживаете?» или «Могу ли я прервать вас на минуту?» Господин Его Величество Бизнес.

Все девушки стояли, закрыв глаза руками.

— Я объявила пятиминутный перерыв, чтобы они размяли плечи, а глаза отдохнули. Дождевые облака создают темноту в помещении. Мы вынуждены целый день работать при электрическом свете.

— И вы всегда так поступаете?

— Каждый день нам приходится работать при электрическом свете. Это создает напряжение для глаз.

Мистер Митчелл шумно выпустил воздух изо рта.

— В жизни не слыхивал ни о чем подобном. Мужчины не делают этого.

— Значит, у мужчин глазные яблоки высшего класса. Или мозги низшего уровня.

Тереза осмелилась захихикать.

— Вы что-то в последнее время становитесь высокомерной и своенравной.

— Да что вы, мистер Митчелл, благодарю вас. Хорошо, что вы заметили это.

Кэрри громко выдохнула.

Он указал на мой рисунок:

— А это еще что такое?

— Я работаю над абажуром с глициниями. Он будет иметь новую форму, подобно высокой шляпе-колоколу, с каскадом небольших лепестков фиолетово-голубых тонов. Уверена, он станет популярной моделью.

— Он знает, чем вы занимаетесь? — поинтересовался мистер Митчелл.

— Мы вместе обдумывали идею. Ему нравится глициния. Вы не заметили поперечные рейки в его библиотеке?