«Стал бы». Смех.

«Стал бы». Смех.

«Стал бы». Смех.

«Стал бы». Снова смех.

«Непременно стал бы!» Этот оригинал вызывает громовой взрыв смеха.

– Большой комплимент, – резюмирует Кэри. – Святая правда!

Волна смущения… и блаженства… В отношении многих вещей кубинские девушки не отличаются от американас. Каждый день половину своего времени они тратят, спрашивая себя… или подруг… «Заметил ли он меня? Как ты думаешь, заметил? Что это был за взгляд, как считаешь?» Магдалене не идет на ум никакого ответа, который бы не… убил этого волшебства. Если она с радостью примет такой комплимент, то покажется простушкой-латиноамериканочкой, а если решит подобающе лихо и остроумно изобразить скромнягу, то покажется застенчивой дурехой, боящейся чужой зависти. Магдалена мудро прибегает к единственно безопасной тактике. Она молча краснеет и пытается погасить улыбку… и какой же это счастливый миг!

Солнце успело немного опуститься, но явно еще не позже половины шестого, и до Магдалены вдруг доносится хор новых насмешливых выкриков, которые, кажется, так нравится издавать здешним ребятам… Кричат на палубе соседней яхты… А там происходит вот что: юная блондинка в бикини сбросила лифчик. Раскинув руки, она откидывает корпус назад… лифчик болтается на запястье… а груди торчат, будто всем заявляя: «Довольно пряток и подглядываний. Отныне мы… живем!»

– Идем! – зовет Норман с озорным и довольным лицом. – Это надо видеть!

Он берет Магдалену за руку и тащит к ограждению, посмотреть поближе.

– Начинается!

Гологрудая блондинка слегка качает бедрами, демонстрируя орущей толпе поклонников, как туги ее прелести… как они топорщатся, вопреки силе тяготения…

– Что начинается? – спрашивает Магдалена.

– Эта регата, по сути дела, оргия, – поясняет Норман. – Я хочу, чтобы ты это увидела. Тебе все равно рано или поздно надо увидеть что-нибудь такое.

Но, говоря, он не смотрит на Магдалену. Как у всех мужских особей на яхте, глаза у него приклеились к вольно скачущим голым грудям. А та бросает взгляды во все стороны, томно, будто комедийная актриса, играющая кокетку, притом изо всех сил старающаяся показать: «Ах, я просто веселюсь, эротика для меня – разновидность иронии… не принимайте всерьез…» – крутит бедрами направо и налево… комично, разумеется, ведь это все не всерьез… но успевает показать свое тело, одетое только в веревочку стрингов, почти неотличимую от кожи.

Внезапно девушка обрывает свой маленький спектакль, прячет грудь за скрещенными руками и, согнувшись пополам, хохочет, затем выпрямляется, еще смеясь, и промакивает глаза тыльными сторонами ладоней, как будто ей было дико смешно. Затем она расправляет плечи и встряхивает грудью… только уже не пританцовывая… и, широко улыбаясь, идет к трем своим подружкам-грингам, которые надрывают от смеха животы. Одна из них раз за разом выбрасывает вверх обе руки, как футбольный арбитр, когда забьют гол. Блондинка больше не пытается закрывать грудь. Она позирует, руки на пояс, и за разговором с подругами не перестает улыбаться, не желая, чтобы кто-то решил, будто она стыдится того, что сделала.

Но не успех смелой девицы вызывает волну обнажений на палубах. Она рождается сама собой. Магдалена с Норманом идут дальше с яхты на яхту… с палубы на палубу… тринадцать палуб, одни вот так высоко от воды, другие пониже, а третьи еще ниже, а некоторые сидят чуть повыше Нормановой сигаретницы. Норман то и дело останавливается – потрепаться и хокхокхокхокхок с поклонниками, вернее, не совсем поклонниками, а скорее, любопытными, которым сказали, что он важная персона, – и Магдалене приходится стоять с улыбочкой, изображая интерес и участие, но потом ей так наскучивает, что она принимается глазеть по сторонам и… замечает тут и там… и вон там – в пятистах или шестистах ярдах и даже на какой-то яхте совсем в другой связке кораблей… девушек, которые тоже скидывают лифчики… без поощрительных «опа!», «ого!» и «у-у!»… а солнце успевает еще немного спуститься… а парни становятся чуточку пьянее… они уже настолько пьяны или разгорячены похотью, что набираются храбрости присоединиться к девчонкам, танцующим на палубах.:::::: А вон тот самый каяк.:::::: Он все так же рыщет между судами, вон он проплывает внизу. Гребец стоит на носу с веслом, словно гондольер.

Парочка по-прежнему возлежит сзади. Девчонка сбросила веревочный купальный лифчик и лежит на спине, выставив напоказ большие груди. Разбросала ноги. Лоскуток стрингов почти ничего не скрывает. Парень, пока еще в шортах, лежит на боку, ногами обвив ногу подруги ниже колена. Кажется, todo el mundo пялится на него со всех сторон, пытаясь увидеть, стоит ли у него. Что касается Магдалены, она не может этого понять… а каяк тем временем скользит дальше… чтобы показать свой exhibición другим. А здесь на палубе… спелые дыньки… спелые… К этому раннему вечернему часу все палубы уже запакощены… усыпаны всеми мыслимыми видами мусора и дряни, а к тому же местами запятнаны кляксами рвоты, где еще сырыми, а где уже высохшими на солнце… и всюду катаются опорожненные пивные банки и бутылки и большие пластиковые стаканы… знаменитые соловские стаканы… столь популярные на больших пьянках и пикниках… на каждом судне их валяются сотни… соловские стаканы… привычного пожарно-красного… и любых других мыслимых цветов… бледно-розовые, канареечные, ультрамариновые, ярко-синие, небесно-голубые, бирюзовые, табачные, сиреневые, серые, как цементный пол, бурые, как мусорные мешки, всех цветов, кроме черного… разбросаны, смяты, поломаны или целенькие валяются на боку… и при каждом качке яхты, обычно от волн, поднимаемых моторками, бутылки и банки катятся по палубе… банки с дешевым помойно-алюминиевым звяканьем… бутылки с дешевым помойно-пустотелым стоном… катятся, катятся, катятся поверх плоского мусора, раздавленных сигарет, дешевых пластиковых бусин, лужиц пролитого пива, использованных презервативов, лепешек рвоты… кувыркаются, кувыркаются, кувыркаются через пару очков со сломанной дужкой, потерянный шлепанец… сталкиваются, сталкиваются, сталкиваются с мягкими стаканами, а на палубах уже всюду ТИСКАЮТСЯ и ТРУТСЯ, а колонки орут громче, и БЬЮТ там-м! БЬЮТ там-м! БЬЮТ там-м! БЬЮТ там-м! БЬЮТ там-м! БЬЮТ там-м! И все больше девиц скидывают лифчики и остаются в узеньких стрингах, убегающих в разрез их драгоценной вот там! в той самой упругой набухшей складке… спелые дыньки… спелые дыньки… и все переходят к этому… конец танцам, звездным шоу и всяким фигурам, что крутили девушки друг с другом… нет, переходим к делу… ТРЕМСЯ…

Магдалена оборачивается к Норману. Он не может оторваться от зрелища… увлечен, поглощен… подался вперед… Его усмешка перетекает из радостного удивления в похоть… Он голоден! Ему хочется…

– Вот черт!

Звучит так, будто Норман хотел сказать это про себя… Это «Вот черт!» выскочило у него от волнения. Он так завелся, что полузадушенный хрип восклицанием прорывается сквозь ссохшееся горло. И это восклицание точно обращено не к Магдалене… В улыбке Нормана появляется пульс… веселье вожделение веселье вожделение веселье вожделение… Он не сводит глаз с парочки меньше чем в метре от них с Магдаленой – там американо, высокий, светловолосый, атлетически сложенный, этот американо пристроился к девушке сзади БУМ тзам-м БУМ тзам-м БУМ тзам-м ТОЛЧОК прилип ТОЛЧОК прилип ТОЛЧОК прилип потерся трется об нее СЗАДИ ПРИЛИП там-м ТОЛЧОК вздыбившийся перед его шортов между ее ягодиц ШАРК шарк шарк шарк… так жестко, что весь этот перед шортов практически исчезает между ее пышных полушарий… Девушка наклоняется, чтобы дол между ними стал пошире, и ее голые груди болтаются на весу… и с каждым ТОЛЧКОМ качаются вперед ТОЛЧОК прилип ТОЛЧОК пам пам пам пам они дергаются вперед и качаются назад…