Такими же сверхъестественными возможностями наделяли Азефа те авторы, кто приписывал ему провал вооруженного восстания в Москве в декабре 1905 г.

Если отбросить фантастические измышления, то все версии могут быть сгруппированы по трем основным направлениям. Наиболее авторитетным сторонником официальной версии являлся Герасимов, для которого и на склоне лет Азеф оставался «лучшим сотрудником», хотя и с оговоркой, что он может ручаться лишь за период с 1906 г. Американский историк Анна Гейфман снимает даже эту оговорку. По ее мнению, Азеф, хотя и не был самоотверженным энтузиастом, все время действовал в интересах полиции. Чтобы сделать этот в высшей степени спорный вывод, автору пришлось объявить фальсифицированными все эсеровские источники.

Противоположную точку зрения высказал человек, который на протяжении многих лет был слепо уверен в верности Азефа. Речь идет о Ратаеве, изменившем свое мнение под воздействием разоблачительных материалов. Пытаясь увязать несомненные заслуги агента со столь же несомненными фактами предательства, он разделил его службу на три периода: «1) Безусловно верный — с 1892 по лето 1902 г., 2) сомнительный — с 1902 по осень 1903 г. и 3) преступный — с этого времени до конца службы». Причина измены, по убеждению Ратаева, крылась в том, что Азеф в 1902 г. попал под гипнотическое влияние Герша Гершуни. Между тем не существует ни прямых, ни косвенных доказательств подобного влияния. Азефа никак нельзя было причислить к восторженным юнцам, чьи разум и сердце обычно пленял Гершуни. Он обманывал и использовал знаменитого террориста точно так же, как всех, кто попадался на его пути. Весьма условной выглядит периодизация Ратаева, хотя некоторые исследователи склоняются к мысли, что в отдельные моменты Азеф неукоснительно выполнял приказы эсеровской партии.

Самым распространенным является мнение об Азефе как о двурушнике, хотя представления о характере его двойной игры зачастую расходятся самым кардинальным образом. Современникам казалось бесспорным, что никто не смог бы столько лет действовать безнаказанно без сообщников в высших сферах. Иностранные газеты бульварного толка угощали своих читателей рассказами о том, что великие князья обещали Азефу миллионы рублей за убийство Николая II. Русская пресса оппозиционного направления намекала, что правительство руками своего агента устраивало террористические акты с целью оправдать в глазах общественности усиление репрессий. В сообщники Азефа записывали едва ли не всех министров внутренних дел, которые якобы требовали от агента не устраивать покушений на их жизни. Взамен ему будто бы предоставили полную свободу рук в отношении менее важных сановников.

Еще чаще говорили об интригах на департаментском уровне. В связи с этим называли имя Рачковского. Впервые данную версию пустил в оборот Бакай. В серии записок, опубликованных в бурцевских изданиях, Бакай утверждал, что Рачковский как «бывший воспитатель» Азефа использовал его для ликвидации конкурентов на полицейском поприще. Исторические беллетристы с художественными подробностями воссоздали конспиративные встречи «двух злодеев», которые совместно намечали жертвы террористических актов.

Эсеровские источники указывали, что в 1902 г. Рачковский якобы запросил у Департамента полиции 500 руб. для передачи Гершу Гершуни через Азефа и тем самым помог ему внедриться в Боевую организацию. Очевидно, Рачковского просто перепутали с Ратаевым. В действительности Рачковский в глаза не видел Азефа до августа 1905 г., когда агент был передан ему на конспиративной квартире. Парадоксально, что общественное мнение выбрало на роль преступного сообщника Азефа единственного из его руководителей, который относился к нему с нескрываемым подозрением. Рачковский фактически устранил его от серьезных дел и пытался добраться до эсеровских центров при помощи других агентов.

Азеф не был марионеткой в чьих-либо руках. Он вел двойную игру на собственный страх и риск. Это выражалось в систематическом утаивании информации, передаче заведомо ложных сведений и, самое главное, в активном соучастии в ряде тяжких государственных преступлений. По мнению Б.И. Николаевского, автора наиболее солидных работ об Азефе, полицейский агент, являясь одним из вождей эсеровской партии, действовал в зависимости от политической ситуации. Когда крах режима казался неизбежным, «Азеф склонялся к мысли о полном переходе на сторону революции» и даже строил планы взрыва Петербургского охранного отделения, чтобы уничтожить следы своего сотрудничества с полицией. После победы реакции он вернулся к выполнению агентурных обязанностей. При любом раскладе для него было невыгодным уничтожение Боевой организации, так как поступавшие на ее содержание средства значительно превышали агентурное жалованье.

На наш взгляд, в этих объяснениях акцент сделан на уникальном положении Азефа, тогда как его поступки были типичными для секретных агентов и отличались только масштабом. Теоретически считалось, что интересы осведомителя и его работодателя полностью совпадают. На практике они значительно расходились. Агент должен был иметь в виду, что переданные им сведения могут погубить его при неосторожном использовании. Примеров подобного рода более чем достаточно.

Азефу доводилось попадать почти в безвыходные положения по вине полиции, и он сделал соответствующие выводы. Если в первые годы Азеф аккуратно сообщал обо всем, то затем ему в целях самозащиты пришлось тщательно дозировать информацию. По мере возвышения он все сильнее искажал картину революционного подполья, чтобы скрыть от полицейского начальства свое положение в партии. Данной практике способствовала сама система агентурной службы. От осведомителя требовали соблюдать законность и в то же время толкали в самый центр революционного движения, где невозможно было оставаться сторонним наблюдателем. Возможно, Азеф непроизвольно оказался втянутым в эту игру. Он слишком быстро и неожиданно для себя вошел в состав эсеровского руководства. Однако он мог преодолеть соблазн и выйти из игры. Жажда наживы и охотничий азарт заставили его вступить на путь двойного предательства.

Азеф разрывался между противоположными требованиями. Его ценность как агента зависела от авторитета в революционном мире. В свою очередь, этот авторитет поддерживался удачными террористическими актами. Ему долго удавалось балансировать на краю пропасти, потому что он удовлетворял обе стороны. Политические убийства, которые устраивал руководитель Боевой организации, затмевали в глазах эсеров любые подозрительные факты. Аресты террористов, на которых указывал секретный агент, побуждали полицию предоставить ему фактически неограниченную свободу. Поэтому трудно определить, кому Азеф причинил больше вреда — правительству или его противникам.

Глава 8

Диссиденты в рядах охранки

После событий 1905 г. в рядах охранки неожиданно появились диссиденты. Кадровые сотрудники, ставшие диссидентами, могли сильно повредить тайной полиции, ведь разоблачения тайных агентов обрекали на провал их секретные операции.

В период после 1905 г. на путь «правдоискательства» встали по крайней мере трое внутренних сотрудников охранки и один журналист (все четверо — мужчины). Трудно сказать, чем они руководствовались, — их измена была для охранки совершенной неожиданностью.

Одним из них был Алексей Александрович Лопухин (1864–1927 гг.). В 1908 г. этот человек привлек к себе всеобщее внимание. Лопухин был директором