Перед дверьми кабинета Ди Пьетро уже с раннего утра, а то и с ночи, толпятся бизнесмены и чиновники, желающие дать признательные показания. Они составляют списки и разбирают номерки, дабы никто, не дай бог, не пролез без очереди. Те же, к кому прокуроры из пула приходят на квартиру, начинают сознаваться во всём уже прямо по домофону.

Что же в это время делает остальная Италия? В смысле, — Италия нормальных, честных, добрых, весёлых и работящих людей? Эта Италия тоннами скупает попкорн, рассаживается перед телевизорами и начинает болеть так, как болеет только лишь, пожалуй, за национальную сборную по футболу. А это она делать умеет, уж поверьте.

Товарами года становятся мыло марки «Чистые руки» и часы «Время правосудия». На тематических дискотеках молодёжь танцует в футболках с надписью Milano ladrona, Di Pietro non perdona! — «Миланские ворюги, Ди Пьетро не прощает!». По вечерам у газетных киосков выстраиваются длинные очереди из людей, желающих поскорее узнать, каких же ещё негодяев отловили сегодня наши бравые парни.

На сторону этой бескровной революции переходит католическая церковь. Миланский архиепископ лично благословляет Ди Пьетро на ратный труд.

Не желают отставать от всеобщего веселья и вышеупомянутые «новые» партии, использующие подвернувшуюся возможность, чтобы от души потоптаться на политических оппонентах. Северные легисты доходят до того, что организуют поставки в парламент мыла и верёвок, предлагая социалистам и демохристианам не теряя времени воспользоваться этим инструментарием по назначению. Те, однако, предпочитают иные методы.

Выше я сказал, что Ди Пьетро совершил революцию без единого выстрела. Это не совсем так. Выстрелы звучали десятками. Стреляли коррупционеры, и стреляли они себе в головы. По стране прокатывается эпидемия самоубийств.

Пользуясь этим, партии пытаются контратаковать. В особенности ситуация обостряется после того, как в тюремной камере самоубивается Габриэле Кайляри, президент ENI, итальянского аналога Газпрома, оставив предсмертную записку с жалобами на дипьетровскую жестокость и неразборчивость в методах. Миланскую прокуратуру начинают терзать проверки и инспекции.

Партиям было за что сражаться. Бюджет Танжентополиса, общая сумма всех откатов в стране, оценивался в районе пяти миллиардов евро в год.

Предпринимателям не очень хотелось извлекать эти деньги из собственного кармана. И они перекладывали расходы на налогоплательщиков, завышая стоимость подрядов и контрактов.

Так, например, строительство миланского метро в 1992 году обходилось бюджету в девяносто шесть миллионов евро за километр. Для сравнения: километр гамбургского метро в те же времена стоил двадцать два с половиной миллиона. После завершения операции «Чистые руки» затраты на строительство упали вдвое. Но метро, по крайней мере, штука сама по себе для граждан полезная. Гораздо печальнее дела обстояли в тех случаях, когда что-нибудь строилось исключительно ради самого процесса строительства… Хотя какой смысл подробно объяснять технологии откатинга, чай не в Швейцарии живём. И так понятно.

Расследование меж тем подбирается всё ближе к лидеру социалистов — Беттино Кракси. Что делать, если тебя грозит смести революция? Правильно. Нужно попытаться её возглавить. Кракси обращается к депутатам парламента:

— Посмотрите на себя! Вы же жалкие, ничтожные личности! Хватит левоцентриздить народные деньги! Вся власть Учредительному собранию!

И поскольку отныне речь уже вполне официально идёт о кризисе самого итальянского государства, Кракси полагает, что далее расследованием должна заниматься не прокуратура, а… тадам!.. парламент. Красивый заход, согласитесь.

В ответ на это Ди Пьетро хмыкает, высылает Кракси повестку и предъявляет кучу обвинений.

Развивая краксианскую идею, в марте 1993 года премьер-министр Амато издаёт указ, выводящий незаконное финансирование партий из сферы компетенции прокуратуры.

Вечер резко перестаёт быть томным. Весёлые и добродушные итальянские граждане прямо на глазах мрачнеют и вызверяются, дружно выходят на улицы и недвусмысленно дают понять: если Амато намерен продолжать в том же духе, то они, граждане, вспомнят славные партизанские традиции и откопают из виноградников дедовские пулемёты.

И происходит немыслимое. Президент Республики требует поднять ему веки, просыпается и впервые за всю итальянскую историю отказывается подписать указ премьера.

Однако партии не теряют надежды. В апреле парламент голосует против снятия с Кракси депутатской неприкосновенности. Граждане молча берут лопаты и решительным шагом идут к виноградникам. Причём к ним присоединяются и несколько министров действующего кабинета. По зрелом размышлении депутаты всё же решают Кракси пожертвовать.

Тем временем предварительные расследования заканчиваются. Начинаются суды. Так, в ноябре 1992 Марио Кьеза получает семь лет тюрьмы с условием возврата похищенных сумм.

Но судьба инженера уже мало кого интересует. Всё внимание приковано к главному событию — «Максипроцессу Энимонт».

Суть там была такая. Владелец крупнейшего частного итальянского нефтегазового концерна «Монтэдисон» Рауль Гардини хотел хапнуть под себя уже упомянутый крупнейший государственный нефтегазовый концерн ENI. Для этого по его задумке оба предприятия следовало преобразовать в единое акционерное общество. Сорок процентов акций — у него, Гардини, ещё сорок процентов — у государства, остальное — на свободном рынке. Гардини заслал партиям кучу бабла, и они всё устроили. Новую структуру назвали «Энимонт». Однако, вторая часть хитроумного гардиниевского плана заключалась в том, чтобы выкупить акции со свободного рынка, получив тем самым полный контроль над предприятием.

— Э!.. — сказали партии. — Мы так не договаривались! Вот мы тебя сейчас, проказника, да антимонопольным законодательством!

— А если мне очень хочется? — спросил Гардини.

— Ну… если очень хочется, — подумав, отвечали партии, — то, конечно, можно. Ты знаешь, что нужно делать.

И вновь потекли деньги. Но время шло, а выкупить акции у Гардини так и не получалось. Он поинтересовался у партий: что, мол, вообще происходит?

— Ну не шмогла я, не шмогла!.. — отвечали те.

Гардини обиделся:

— Ну и фиг с вами! Тогда, по крайней мере, пусть государство выкупит — и подороже, подороже! — у меня мою долю, и покончим с этим.

Партии хитро улыбнулись и сделали характерный жест большим и указательным пальцем. Гардини печально вздохнул и в третий раз раскрыл бумажник. Вот на этом этапе ему и пришла повестка от Ди Пьетро. Магнат подумал-подумал да и самоубился от греха подальше. Достали мужика.

Но Гардини, как несложно понять, при жизни был птицей очень высокого полёта. Речь шла о взятке в семьдесят—восемьдесят миллионов евро. А решением вопроса занимались непосредственно первые лица всех партий.

Процесс начинается 28 октября 1993 года. Его заседания транслируются в прямом эфире национального телевидения. Вся Италия прильнула к экранам. Там было на что посмотреть. Ди Пьетро зажигал так, что умудрился значительно обогатить словари современного итальянского языка, прямо на ходу изобретая новые идиоматические выражения. Но главное, — это был суд над всей итальянской политикой. Все промелькнули перед нами, все побывали тут.