Ах, если бы я получила то, что хотела.

Следующим вечером я уже собиралась ложиться, когда услышала, как в дверь поскреблись ногтями. Кроме Марины, некому!

Я уже хотела было не открывать. Но любопытство взяло верх. Они с Джакомо помирились? А может быть, она принесла мне от него послание?

Я на цыпочках подошла к двери, приоткрыла. На мне была только ночная сорочка и темно-розовый парчовый халат.

За дверью стояла Марина, настолько близко, что я ощущала ее теплую кожу, биение сердца в темноте. Марина все еще была облачена в рясу — вне всякого сомнения, вернулась с очередной тайной встречи с одним, а может, обоими своими любовниками.

Она протянула мне сложенный, но незапечатанный листок бумаги.

— Это от Джакомо, — объяснила она.

Я вырвала записку из ее рук. Подошла к письменному столу и зажгла лампу, чтобы прочесть послание.

Я перевернула письмо, понимая, что он ее простил. Он слепец и не видит, кто она на самом деле, и подозреваю, что он не видит и того, кто я на самом деле. Он не захотел копнуть глубже.

— Он умоляет меня помочь ему помириться с тобой, — сказала Марина, непрошеная ночная гостья. — Давайте послезавтра вместе пообедаем в casino.

— Нет, благодарю, — отказалась я. Сидеть рядом с этой парочкой, когда они будут любезничать друг с другом? Нет, спасибо!

Но Марина не унималась:

— Он молил меня привести тебя. И с тобой хочет познакомиться еще один человек.

Ага. Вот в чем дело.

— Еще один человек?

— Я когда-то тебе о нем рассказывала. Мой друг. Француз.

— Твой любовник?

— Да.

— А зачем ему со мной знакомиться? Откуда вообще он меня знает?

— В тот вечер он был со мной, наблюдал за вами из тайной комнаты. Он восхищен твоей красотой. Твоим умом. Он попросил меня познакомить с тобой.

Во мне кипела злость, но еще охватило и странное волнение. Сердце заколотилось. Я была тщеславна и жаждала восхищения.

— Зачем тебе делиться своим любовником?

Марина задумалась:

— Мой долг — доставлять ему удовольствие, а сейчас он желает познакомиться с тобой. Ты увидишь, какой он… остроумный и утонченный. Истинный француз.

Из отчета своего шпиона я уже знала, что этот француз урод. И понимала, что Марина лжет, по крайней мере недоговаривает. Но у меня мгновенно возник план.

Я помнила это из Библии. И решила руководствоваться этими словами, как прохожие руководствуются светом зажженных ламп, которые мальчики носят по темным улицам Венеции. Я поеду в casino и очарую этого француза. Буду с ним флиртовать. И делать это буду прямо на глазах у Казановы.

Ревность испепелит его.

И может быть… мне даже удастся его вернуть.

Марина приправила салат. Она перемешивала листья с заправкой из уксуса, растительного масла, соли и перца, орудуя столовым серебром так, чтобы выгодно показать свои красивые руки с ямочками у локтей. Я сидела за маленьким столиком рядом с французским послом в Венеции, Франсуа Иоакимом де Берни. Напротив меня расположился Джакомо. Он умолял меня прийти в casino — так меня уверяли два дня назад, — но, кажется, весь ужин чувствовал себя неловко. Он постоянно вскакивал и бегал за слугой, чтобы пожаловаться то на то, то на это. «В устрицах песок… полента слиплась…» — ему трудно было угодить. И сейчас он сидел мрачнее тучи. Мне хотелось развеять его унылое настроение и в то же время хотелось, чтобы он заметил, как мои чары действуют на посла.

— Месье де Берни, — спросила я притворно веселым голосом, — а какое из приключений во время путешествий запомнилось вам больше всего?

Посол задумался над моим вопросом, продолжая уплетать за обе щеки салат. Сам он был неаппетитным субъектом. Неудивительно, что Марина с радостью готова была им с кем-то поделиться. У него был безвольный подбородок, к тому же подбородков было несколько. Он был лыс и носил парик, чтобы его лысина не бросалась в глаза. Перстни с изумрудами и рубинами сжимали его толстые пальцы и настолько врезались в плоть, что не видно было толстых золотых шинок. Тем не менее он был богат и покупал Марине свободный выход из монастыря. И она явно считала, что овчинка стоит выделки.

— Синьорина, — ответил он, его взгляд слишком долго задержался на моих обнаженных руках, — самый волнительный момент я испытал, когда увидел, что женщина получила la petite mort, хотя я к ней даже не прикасался.

Марина лукаво улыбнулась. Джакомо ей подмигнул. Я зарделась.

— А что означает la petite mort? — поинтересовалась я. — Маленькая смерть?

— Так французы называют оргазм, — объяснила мне Марина. — Оружие мужчины доводит женщину до исступления, не отбирая жизнь.

— Продолжайте, месье де Берни! — захихикала я.

— Да… однажды в Лондоне, лет пятнадцать назад, я пошел послушать Фаринелли-кастрата в Дворянской опере. Когда кастрат начал петь, его мелодичный голос был ни женским, ни мужским. Мне показалось, что я в раю. В какой-то момент он взял такую высокую ноту, что сердце мое растаяло и все мое тело испытало мучительное удовольствие. Я взглянул на сидящую рядом со мной спутницу, из глаз у нее брызнули слезы. Она взяла меня за руку и сказала: «Merci[66]. Я испытала с вами маленькую смерть».

— Но, месье, — сказал Джакомо, — она испытала la petite mort с вами или с Фаринелли? Это же он довел ее до вершин наслаждения. А вы просто наблюдали.

Де Берни нахмурился. Марина с упреком взглянула на Джакомо. Тот рисковал настроить против себя ее любовника, благодаря которому они имели доступ в casino, а сама Марина могла беспрепятственно покидать монастырь.