Поэтому в следующих изданиях Манифеста выдвигалось одно и бесспорное основание занять престол — близость по крови к Петру I. Ну и стремление восстановить начала политики Петра I, «попранные» при Анне Ивановне. Вот эта струя — восстановление того, что было при Петре, пользовалась большой популярностью. От времени эпоха Петра подернулась флером истории, время унесло грязь и кровь, осталась неясная, порой лживая сказка о величии. Как возвеличивают, порой боготворят своих покойных полководцев ветераны — это известно. И новый Манифест от 12 декабря 1742 года о восстановлении Сената, оттесненного вначале Верховным советом, потом Кабинетом, встречен был с радостью большинством «народа»… в смысле, дворянства.

«По благополучному нашему восшествию на всероссийский родительский наш престол усмотрели мы, что порядок в делах правления государственного внутренних отменен во всем от того, как было при отце Нашем и матери Нашей»,

— так начинался Манифест.

Что еще? Ну, конечно же, добрая и мягкая Елизавета тут же раздала всем сестрам по серьгам и действовала справедливо. Уже 31 декабря гренадерская рота лейб–гвардии Преображенского полка, 364 человека, посадившие Елизавету на престол, получила наименование лейб–кампании с особой формой и знаменем. Сама Елизавета Петровна стала капитаном в этой роте, все офицерские чины в ней приравнивались к генеральским, чин прапорщика — к полковничьему, а рядовые и унтер–офицеры приравнены были к офицерам. Все не дворяне тут же получили дворянство. Кстати, среди 308 гвардии рядовых, возводивших Елизавету на престол, только 54 человека были дворянами, а выходцев из знатных родов не было и среди офицеров. Лейб–кампания, эта «гвардия в гвардии», имела особые помещения в Зимнем дворце, и Елизавета любила там бывать по ночам.

Много было пожалований в новые чины и пожалований деревнями и землями.

Матрос Максим Толстой, который в 1740 году не захотел присягать Ивану Антоновичу и назвал законной императрицей Елизавету, произведен в армейские капитаны и получил 500 рублей.

Незамедлительно был выписан из Голштинии племянник Елизаветы и внук Петра по матери, голштинский герцог Пётр. Вскоре он официально назначен наследником.

Доносчика Осипа Тишина, погубившего в Березове Долгоруких, выгнали со службы и запретили брать куда бы то ни было.

Детям Артемия Волынского вернули конфискованное было имущество.

Началось возвращение сосланных при Анне Ивановне, поиски сосланных под чужими фамилиями.

Сначала малолетнего императора хотели отправить за границу вместе со всей семьей… Потом возобладали опасения, что император и его родственники могут стать знаменем в международных интригах (уж Елизавета знала, как это делается).

Да к тому же раскрылось дело: несколько армейских офицеров хотели убить Елизавету и её племянника, вернуть власть Ивану VI как законному императору.

В итоге Брауншвейгскую династию упрятали так, что даже нахождение ее составляло величайшую государственную тайну.

Назовем вещи своими именами: Елизавета продолжила чреду царей и императоров, которые вовсе не хотели править. То есть царствовать, сидеть на троне — причем на законном основании — она хотела, и даже очень хотела. А вот править, руководить страной…

То есть сначала, в момент прихода к власти, она даже приходила на заседания Сената, отсиживала часа по три.

По ее прямому указанию Сенат принял Указ о пересмотре всех изданных после Петра законов с тем, чтобы устранить из законодательства все искажения «петровских начал». Занятие это оказалось исключительно бессмысленным: вместо того, чтобы создавать новые законы, Сенат копался в старом, выясняя — соответствует закон «петровским началам» или не соответствует. И скорость этой работы была… соответствующей. К 1750 году дошли только до законов 1729 года, и впереди были еще все указы времен Анны Ивановны.

В 1754 году Петр Иванович Шувалов предложил направить усилия на создание нового свода законов — Уложения. Пётр I когда–то хотел создать такое Уложение, идея Шувалова выглядела возвращением к идее Петра, и поэтому Елизавета согласилась.

Но это примеры очень серьезных решений, и к тому же задевавших идеологию царствования — идею возвращения к принципам политики Петра I.

Как писал А.П. Сумароков в декабре 1741 года:

Во дщери Петр опять на трон взошел,

В Елизавете все свои дела нашёл.

Жалеть ли, что Антихрист не воскрес в своей дочери и что в России не появилось целой семейки антихристов, — пусть решает сам читатель. Но во всяком случае никакого зуда к реформам, ничего похожего на 20 тысяч указов за время правления.

Что унаследовала Елизавета, так это буйную энергию и алкоголизм; ведь вряд ли Петр был трезв, зачиная её, да и Екатерина никогда не считала, что беременность — преграда для чарочки. Стоит ли удивляться, что уже лет в двенадцать Елизавета пробовала и венгерское вино, которое так любила её мать, и даже напитки покрепче, типа водки или английского бренди.

В целом Елизавета очень мало склонна была править и крайне мало увлекалась властью как таковой. У неё просто не хватало на все это времени! Балы, маскарады, поездки, театры, развлечения…

Была в том одна достаточно больная струнка… Дело в том, что Елизавету — легкий характер, веселая, живая! — много лет мучил страх переворота, ночного вторжения, заговора… Она понимала, что нет причин беспокоиться, нет нужды проверять по пять раз замок и засов на дверях, что нет в стране оппозиции, которая могла бы произвести переворот. Но это было внешнее, логичное, а комплекс–то помещался в подкорке, и никак не могла его извести Елизавета. В частности, поэтому она и старалась не спать по ночам (как будто заговорщики не могли подойти на балу, не могли ворваться днем!). Стоило задремать, и наплывало: скрип снега под сапогами, визг кожи на барабанах под штыками, топот ворвавшихся во дворец, ладонь на лоб спящей…

Караульным возле своих дверей Елизавета платила по 10 рублей за ночь — неслыханное вознаграждение! И, прямо скажем, незаслуженное — не стоила того эта работа.

По всей стране шел поиск стариков, которые бы страдали бессонницей, умели бы не спать всю ночь. Вроде бы нашли, но Елизавета разоблачила старого хрыча — он просто ухитрялся спать, не закрывая глаз при этом…

Тогда Елизавета стала спать в компании одной или нескольких женщин… Ничего общего, с возвращением поганых времен фаворитки Менгден! Присутствие дам успокаивало, позволяло хоть немного поспать. Сколько энергии уходило у Елизаветы на борьбу с собой, могу себе представить!

Борьба с воспаленным воображением, собственными страхами отнимала не только силы, но и время. А надо было найти время и для 15 тысяч платьев, и чтобы приказать всем придворным дамам сбрить волосы. Императрица редко ложилась спать раньше 6 часов утра. Если она чем–то и занималась всерьез, то только внешней политикой, а до происходящего «внутри», как правило, руки не доходили.