— Коннити-ва, Маскаев-сан! — услышал я вдруг.

— Коннити-ва, Юмико-тян[13]! — ответил я.

Юмико даже покраснела, видимо, ей понравилось такое обращение. Сегодня она облачилась в узкий брючный костюмчик и немного поработала над лицом, чтобы, наверное, выглядеть более по-европейски. Впрочем, Юмико нравилась мне в любом виде.

Думаю, нет большого смысла описывать, как мы бродили по дорожкам сквера и завернули потом в кафе, болтая на жуткой смеси двух языков и не всегда правильно понимая друг друга, что нас обоих здорово веселило. С этой японкой было очень приятно и легко общаться, к тому же, я довольно скоро понял, что пришла она на встречу с той же целью, что и я. Но когда я деликатно поинтересовался, как насчет того, чтобы провести со мной ночь в Исияме, Юмико удивилась:

— Нет смысл. Я работать здесь рано утром. Долго ехать.

— Значит, Юмико приглашает меня в гости?

— Нет, зачем? Дом не великий, родители, брат, две сестра.

Опять начались загадки.

— Ты гость, не знать, куда женщина пригласить. Да?

— Да. — Я развел руками.

Юмико засмеялась.

— Пойдем.

Так я познакомился еще с одним японским изобретением — заведением под названием «рабу-хотеру», что являлось искаженным английским «love hotel»… Замечательная, конечно, вещь, если у тебя есть подруга, которую некуда привести. У нас в таких случаях, как поется в известной песне, «остается подвал». Правда, если бы кто и рискнул организовать подобное «хотеру» для всех желающих, а не только «для своих», то из этого наверняка вышел бы жуткий бардак в полном смысле слова. С драками, пьяными рожами и полной антисанитарией. И, разумеется, с уголовщиной. Здесь же все было чинно и благородно. Платишь денежки (по местным меркам не столь уж большие) и получаешь тесный, но уютный двухместный номер на короткий срок. Звукоизоляция в нем, как, наверное, и во многих других японских домах, была еще та, но мне это не мешало. К тому же, Юмико оказалась настолько замечательной партнершей по этому делу, что лучшего я просто и ожидать не мог. То ли это талант, то ли просто у них национальная черта такая — любой процесс возводить в степень искусства — не знаю. Во всяком случае, я мог теперь убедиться в правоте Ленкиных слов относительно того, что секс в Азии не считается делом греховным. По-моему, многие из моих соотечественников чувствуют нечто похожее на угрызения совести, когда ложатся в постель с новым партнером. А сейчас, с Юмико, я не ощущал ничего подобного; просто было очень хорошо и приятно. Думаю, не ошибусь, если скажу, что и она получила массу удовольствия.

Но не надо думать, что я позабыл, зачем собственно приехал в Японию. Когда наутро мы встретились с Такэути, я его слегка огорошил:

— Вроде бы, оправдываются самые мрачные прогнозы.

— Что случилось? — насторожился Сэйго.

— Юмико сказала, что в тридцать первом году недалеко от Хоккайдо и Кунашира после подводного землетрясения поднялись сразу три острова. Вопрос в том, есть ли среди них тот, что утонул триста лет назад, или это совершенно новые образования? А если даже один из них когда-то и назывался Увасима или, если угодно, Тодзимэ, то насколько после этих катастроф все изменилось?

— Дела, — Сэйго потрепал свой затылок. — А откуда, собственно, у нее такие сведения?

— Я же говорил, они тут занимались демаркацией совместно с нашими…

— И острова эти сейчас японские? Или российские? Догадался спросить?

— Догадался. Все три — японские. Но два из них — только наполовину. Демаркационная линия проходит как раз через них.

— Значит, где-то в Нэмуро. Пролив Забвения… Очень интересно.

— У нас он называется проливом Измены. Я все время удивлялся, почему его раньше никак не обозначали на географических картах.

— Все это весьма символично, — сказал Сэйго. — К тому же, Кунашир — это одна из наших «северных территорий», за возврат которых голосует больше половины населения Японии, хотя многие вряд ли сумеют найти Курилы на карте.

— У меня, Сергей, несколько иной взгляд на эту проблему. Давай не будем об этом, нам сейчас нужно думать о другом. Острова вроде бы необитаемые. И без наших или ваших пограничных отрядов. По крайней мере, так было года четыре тому назад.

— Уже лучше…

— Но больше ничего хорошего нет. Правда, Юмико обещала узнать, где можно найти точную карту этих мест… Я поинтересовался, нельзя ли позаимствовать у них на работе, и выслушал небольшую лекцию о порядочности.

— А что ты хотел?.. Кстати, как называются острова?

— К сожалению, она не знает. Я спрашивал, говорят ли ей что-нибудь названия Увасима или Тодзимэ, она сказала, что нет. Ей кажется, что названия острова имеют, вот только такие, как было принято называть их в начале века — длинно и витиевато.

— Вот только чем ты мотивировал свой интерес к такой специфической области?

— Ты знаешь, я ведь сказал ей про Дзётиина, — произнес я виновато, — но еще до того, как ты просил меня не делать этого.

— Ты готов на все, лишь бы залезть на женщину, — проворчал Сэйго. — Наверное, даже поделиться всей известной нам информацией.

— Ну зачем ты так?.. Не забывай, если бы я с ней не познакомился, мы бы вообще ничего не узнали об этих островах!

— Справедливо. Но мы узнали гораздо меньше, чем нам нужно.

И все же скудный ручеек информации, взявший начало в Новосибирске, и превратившийся в речушку после Владивостока, стал в один прекрасный день целым потоком. Карты прибрежных островков можно было с легкостью найти в одном из сайтов Интернета, адрес которого сообщила мне Юмико. Сэйго заказал несколько цветных распечаток нужного участка моря, и теперь можно было готовиться к обстоятельной экспедиции. Наша авантюра вступала в решающую фазу.

Мы изучали карту и пытались разобраться, какой из трех островов — наш искомый. Один из них, Тораносиппо, очертаниями здорово смахивал на тот «вибрион», что случайно получился у меня, но это было не более чем простым совпадением. Этот находился полностью на территории вод, принадлежащих Японии. Другой, походивший на грубое лицо с широким раздвоенным подбородком, носил название Уэнимиру, а третий, именуемый Танукикодзю, напоминал две подошвы, соединенные тонким перешейком. Два последних острова частично принадлежали Японии, частично — России.

Какой из них — наш? И к какому из них можно применить странный текст из омамори?

Пока мы ломали наши головы на терраске у Сэйго, из комнаты вышла женщина, чье фото я видел в новосибирской квартире моего компаньона, и про которую Такэути сказал, что это его жена. Я впервые увидел ее воочию, в отличие от однажды встретившихся мне обоих сыновей Сэйго, лет пяти-семи. Супруга Такэути выглядела неважно, похоже, ей трудно было передвигаться по квартире.