Схватила одну пачку – полтинники. Другую – сотни. Много пачек!

Сиротливо притулились две пачки пятитысячных, розовые, словно от стыда – стесняются лежать рядом со своими наглыми зарубежными родичами.

Сунула пачку пятитысячных в сумочку. Подумала – и еще одну. Захлопнула дипломат, встала, застонав от боли. Посмотрела – по ноге прокатилась капля густой темной крови.

«Порвали, твари! Все порвали! В больницу надо, истеку кровью. С чемоданом не дойду. Спрятать!»

Определилась на местности – неподалеку, на опушке, здоровенный дуб. Маша знала его – еще в детстве, в юности играли, забирались по его корявой коре – наверху была площадка, образованная толстыми ветвями. Там можно было сидеть, болтать ни о чем… целоваться.

Там впервые ее девичья грудь оказалась в потной ладони мальчишки – Витальки. Он был влюблен в нее и трясся от волнения, даже случайно коснувшись руки Машульки – так он ее звал. Ей, глупой, было смешно наблюдать за страданиями молодого «Ромео», как звал его Машин отец.

Как-то ради прикола Маша позволила Витальке погладить, поцеловать ее груди. Он чмокал, как теленок, ловя упругий сосок, Маша же хихикала – ее совершенно не возбуждала такая ласка, было щекотно, и чувствовала она себя очень даже глупо.

Тогда же она впервые увидела вблизи мужской член – расстегнула Витальке штаны и схватила рукой…

Мокро, смешно и глупо – вот чем закончился первый опыт ее сексуальной жизни. Виталька тогда чуть с дерева не упал, закатив глаза, как ненормальный.

Витальку через месяц после того убили – убийц так никогда и не нашли. Телефон всему виной – родители купили ему хороший, и Виталя, глупый, ходил с ним по улице, демонстративно слушая музыку, гордо держа аппарат в вытянутой руке.

Забили арматурами, забивали – как скотину. Кто-то из своих, точно. Но никто так и не сознался, хотя всех с их двора таскали в ментовку целую неделю, и кое-кому прописали хороших пилюлей.

Маша плакала две недели, потом утешилась знакомством с новым парнем и скоро потеряла девственность, напившись на дискотеке мерзкого пива – «девятки». Теперь она вообще не переносила вкус пива…

С дипломатом забираться наверх было трудно, особенно когда у тебя раздолбаны внутренности, а руки болят, будто их топтали ногами какие-нибудь обкуренные бандюганы. Но она все-таки залезла, зная каждую трещинку на коре старого великана, цепляясь за кору так же, как цеплялась за свою жизнь.

На площадке все было по-прежнему, даже стакан, который она когда-то повесила на сучок, был на месте – иногда тут распивали банку бражки или дешевого вина, так что без стакана никак не обойтись. Кроме их компании, об этом месте, скорее всего, никто не знал, а из тех, кто знал, в живых осталась одна Маша – Витальку убили, Петька бухал и разбился на мотоцикле, Степка снаркоманился и сдох от передоза.

Мишка только мог быть жив – он уехал в Питер, и с тех пор его не видали. Говорили, подался в какую-то группировку и, скорее всего, давно кормит червей. Рядовые бандиты долго не живут, а вылезть вверх ума у него не хватало. Он и был первым, одним из тех, кто тогда, после дискотеки, лишил Машу девственности. Потом уже узнала, когда уезжал. Сам ей сказал. А еще с ней тогда были Петька и Степка.

Так-то она на них не в обиде – чего пьяной-то не воспользоваться? Сама виновата, дура! «Пьяная баба резьбе не хозяйка!» – не зря в народе говорится. Хорошо хоть презики надели, не залетела. Хотя узнала бы тогда – точно заяву накатала! Ибо – нех… Одна компания, а эти суки взяли и нагнули раком!

Дипломат удобно устроился в развилке, зажатый в щели между корой и почерневшим деревом. Вздохнула – гниет старик! Скоро кранты ему. Впрочем, скоро – это понятие растяжимое. Он пережил и царей, и революцию, и войну, и ее, Машку, переживет, если… она не поторопится и не свалит отсюда побыстрее!

Спрыгнув, свалилась на бок, полежала, успокаивая дыхание и сдерживая позывы рвоты (видимо, это все-таки сотрясение мозга), встала, скрипнув шатающимися зубами, и снова упрямо пошла вперед.

Нет, никто не сможет убить Машку! Она вам еще покажет, суки! Она вам еще всем задаст, твари гребаные!

Ничто в мире не может вышибить нас из седла! – так было написано в книжке, что она читала в школе! Маша запомнила. Никто! Никто и ничто не сможет вышибить ее из седла!

Сумочку повесила на шею. Шатаясь, как зомби, и такая же «красивая», как зомби, шла, шла, шла…

До дома – семь километров. До больницы – пятнадцать. Только бы до трассы добраться… там Амира вызвать – приедет, куда денется! Только вопросы будут лишние… но ничего – бабки есть, а он бабки любит. Замажет! Нет ничего, что не могут замазать бабки! По крайней мере – она так считает. Или – считала? Дожить бы…

* * *

– Ты что, в натуре, охренел?! Где дипломат?!

– Тут я его ставил…

– И где он?

– Эрик, ну че ты, в натуре, я че, взял его, что ли?

– Если ты не брал, кто мог взять? – прозвучало вкрадчиво, тихо, зловеще, как говорят боссы мафии в кино. Не орут, не брызгают слюной. Скажут тихо – и все трясутся!

– Да кто… все могли! Ну… кроме нас, конечно. Мы-то не возьмем.

– Пацаны, а девка где? Девка?!

– И правда, где девка? Вчера мы ништяк с ней позабавились. Я уж думал – сдохла! Когда я вырубился, перед этим помню – ты ей бутылку забивал. Потом ничо не помню!

– Значит, живая. – Эрик задумчиво покусал нижнюю губу. – Здесь чужих было только двое. Давайте сюда бармена! Быстро! Тащи его сюда!

Бритоголовый метнулся за дверь, через минуту появился, толкая перед собой испуганного парня. Тот непонимающе хлопал глазами, тяжело дышал и держался за бок – похоже, получил по ребрам для профилактики.

«Этому скоту время от времени нужно давать по ребрам, иначе не поймут, кто тут хозяин!» – мелькнуло в голове Эрика.

– Ты взял бабло?! – не прибегая ни к каким ухищрениям, спросил он прямо. – Быстро говори!

Достал из кобуры в подмышке «беретту», предмет зависти «коллег», щелкнул предохранителем, приставил ствол к голове белого от страха парня.

– До трех считаю, потом стреляю: где деньги?

– Какие деньги?! Я не знаю никаких денег!

– Раз!

– Да не знаю я, не знаю!

– Два! Где?! Деньги?!

– Я не знаю, я не брал ничего, пожалейте! Я не брал!

– Три!

Щелчок! Курок ударил с металлическим звуком, и бритоголовый радостно заржал.

– Гля! Обоссался! Пацаны – глянь, в штаны напрудил! Ну, прикол!

– Похоже, и правда не знаешь, – удовлетворенно сказал Эрик, брезгливо глядя на темное пятно, расплывшееся в паху бармена. – Тогда другой вопрос: камеры тут есть? Только не врать! Есть?

– Йе… есть! Только это… хозяин сказал – отключить! Типа – ВИП-гости, чтобы я сидел и не высовывался, только вас обслуживал! Что никого не будет, пока вы не уедете!