— Сереж, ты замечательно рисуешь, — Голос, по-прежнему хриплый, точно простуженный, сейчас содержал в себе никому не нужное придыхание. — Поверь, мне было очень приятно такое внимание с твоей стороны, и ты не должен чувствовать себя виноватым или, не дай бог, злиться на мать.

Сережа сильнее сжал губы, а я — пальцы на его локте, чувствуя сквозь тонкую штормовку его дрожь, но отдернуть руку не могла, боясь его обидеть, а надо было…

— Ирина Павловна, можно я вас провожу?

Он смотрел мне в глаза, и я испугалась, что дала ему какую-то лишь одному ему понятную надежду. Мое сердце подпрыгнуло к горлу, не давая сказать четкое и многозначительное "нет". Это "Нет, нельзя" прозвучало со стороны, и я отдернула руку от мальчишки, точно от раскаленной сковороды.

Напротив гардероба стоял Веселкин. В футболке и спортивного кроя вельветовом пиджаке, а рядом, с ногами на потертом диване, прыгал Глеб, одной рукой держась за стену подле зеркала, в которое корчил рожи. Лицо его отца, кстати, тоже лишилось обычного спокойствия.

— Что ты здесь делаешь?

Голос стал еще тише и приобрел дополнительный килограмм драматизма, а рука держалась за закрытую дверь, чтобы удержать меня в вертикальном положении. Божечки… Откуда он здесь… И зачем?

— Тебя встречаю. Мы пиццу на ужин купили. Боялись, что остынет.

Он сделал ко мне шаг, чтобы запечатлеть на щеке абсолютно хозяйский поцелуй. Потом вытащил висящий у меня на руке плащ и стряхнул его, предлагая одеться. Сережа смутился, что-то пробормотал и, закинув за плечи гитару, юркнул в дверь.

— Ирина Павловна, это статья, — выдал Веселкин уже со знакомой мне усмешкой, застегивая пуговицы на моем плаще. — Но ты у нас любительница экстрима, так что могу предложить тебе на эту ночь мальчика лет на десять моложе.

Мне хотелось схватить его за грудки, но он сам нагнулся к моему уху:

— Приюти нас на эту ночь, пожалуйста. Оля в роддоме, Костровой я ничего не говорил… Ребенок со мной до понедельника. Потом не знаю. Может, отвезу после садика к бабушке. Быть папой на полную ставку мне никак…

Он уже держал меня за локоть и тащил к дивану.

— Слезай, монстр, и поздоровайся.

Глеб шумно спрыгнул на пол и молча уткнулся носом мне в живот, обхватив за ноги. Мне ничего не оставалось, как потрепать малыша по рыжим волосам и поймать умильный взгляд бабушки-гардеробщицы. Дверь в читательской зал тоже странным образом оказалась открытой — тут никаких фотографий не надо. Все в реале.

Веселкин придержал для нас входную дверь, но я остановилась на коврике.

— Где шапка у ребенка?

— Машина рядом. Потом он никогда не болеет.

Все три шага до машины Глеб висел у меня на руке, и я поняла, что попала в осадное положение. Молодежь собралась на углу покурить. О чем мы будем говорить на следующем уроке, мне не хотелось даже думать. Сейчас надо было думать о том, как я переживу ночь с этой сладкой парочкой.

Веселкин распахнул передо мной пассажирскую дверь и принялся усаживать сына назад в автокресло и, когда тот начал требовать у отца телефон, огрызнулся:

— Здесь пять минут. Обойдешься!

Виктор обошел машину и сел за руль. Я и так уже не могла дышать от запаха пиццы, а теперь конкретно задохнулась от горького одеколона. И от странных и страшных мыслей по поводу его прихода. Если он заодно с ночлегом попросит назад кольцо, то отдать ему будет нечего. И оправдание, что я положила кольцо в вазочку, откуда оно сказочным образом исчезло без всякого следа, будет звучать глупо и неправдоподобно при всей своей правдивости. Брр…

"Как ты меня нашел? Как?" Я хотела знать ответ, но не могла при ребенке задать этот вопрос. А Рыжик меня будто подначивал, колотя ногами в спинку кресла.

— Ну-ка прекрати! — Веселкин не говорил, а рычал. — Иначе завтра будешь мыть весь салон!

Удары тотчас прекратились. Ребенок, видимо, тоже чувствовал исходящую от отца угрозу. Виктор, похоже, устал. Может, в том и причина приезда — скинуть на меня ребенка. А что? Разве не так делают большинство пап? Наш Андрей просто исключение, подтверждающее правило. Или у него просто нет выбора…

Однако размышлять над мотивами Веселкина было некогда: мы приехали на место.

— Достанешь монстра? А я возьму вещи.

Твою ж мать! Он даже на секунду не сомневался, что получит у меня ночлег. Да я в действительности даже для проформы не вякнула! Спортивная сумка за плечом, пакет с чем-то звенящим на согнутой в локте руке, коробка с пиццей почти что в зубах… Папочка при полном параде!

Я поставила ребенка на землю и без всякой просьбы закрыла багажник, открыла дверь парадной и вызвала лифт.

— Ты принял лекарство? — спросила я через горький комок, оказавшись с Веселкиным лицом к лицу и лишь с пиццей между нами.

— Спасибо за заботу, — его губы сложились в добрую улыбку. — Я рад, что ты у меня есть.

Я у него есть? Серьезно, что ли? Или мы тут очередной спектакль перед ребенком разыгрываем?

Я впустила гостей в квартиру и тут же получила от Глеба вопрос, где кот? Пришлось объяснить, что кот выйдет к нему, только если сам того пожелает. Мои объяснения, увы, пришлось дополнить отцовским окриком: Виктор потребовал не приставать ко мне и вести себя тихо и смирно. Я тут же прошла за взрослым гостем на кухню и осторожно тронула за локоть:

— Витя, пожалуйста, не кричи на ребенка. Я справлюсь.

— А я и не сомневаюсь, Леди Совершенство! — выдал "Мистер Эй" все еще грубо и обернулся к двери, у которой в растерянности продолжал стоять его сын. — Чего ждешь? Нянек здесь нет. Открой сумку и возьми тапки.

Глеб подчинился, но вытащил много чего до тапок. Или искал тапочки и для папочки тоже… Ну, круто блин! Мальчики отлично укомплектованы. Я, кажется, тут лишняя…

— Живо руки мыть! — скомандовал отец, и ребенок, поджав трясущиеся губы, шагнул к двери ванной комнаты, и когда я решила помочь Рыжику, получила от Веселкина и свою порцию тоже: — Он сам справится.

— Я дам ему чистое полотенце! А ты мог бы снять пиджак для начала, а потом уже переться на кухню.

Виктор шагнул ко мне и поймал в кольцо своих рук. А я тут же уставилась на его тапки, испугавшись возможного поцелуя.

— Ты забыла, что я не люблю в девушках грубость?

Я кивнула, вскинула голову и шагнула назад, чтобы обрести свободу, которую я никому не отдавала.

— Я ничего не забыла. И ты помни, что я не потерплю в своем доме криков. Устал? Иди в комнату и закрой дверь. Я разберусь с Глебом сама.

— А меня кормить, значит, не надо?

— Сними пиджак! Потом будем разговаривать!

Веселкин чуть ли не швырнул его мне в руки. Пришлось задержать дыхание, чтобы не выругаться, и гордо прошествовать к шкафу за плечиками. Свалился мне на голову! Зараза!