Следующим пунктом, куда направился Патрик, был особняк Кира на Голдсмитс-лейн. Оба брата оказались дома и сердечно встретили его, но по настороженному и в то же время сочувственному выражению во взгляде старшего, граф понял, что ему известна причина его визита. После неизбежных любезностей при встрече Абнер Кира удалился, а Бенджамин Кира и граф сели у огня камина.

– Итак, где она? – без предисловий начал Гленкирк.

– Милорд, хоть мой банковский дом и служит вашей семье с давних времен, я не имею права сообщить вам это, поскольку не могу нарушить данное ей слово.

Патрик ожидал подобного ответа.

– В таком случае не могли бы вы передать ее милости записку?

– Полагаю, что это сделать я смогу, милорд. Распорядиться, чтобы вам принесли пергамент и чернила?

– Буду вам весьма признателен, друг мой.

Слуга принес письменные принадлежности, и мистер Кира удалился, чтобы не мешать графу. Патрик несколько минут посидел в раздумье, наконец перо заскользило по пергаменту:

Посыпав написанное мелким песком, Патрик скрутил пергамент, капнул расплавленным воском и скрепил своей печаткой.

– Передай это своему хозяину, – сказал он, отдавая свиток ожидавшему его слуге. – Скажи, что я буду в своем городском доме.

Несколько минут спустя Бенджамин Кира передал пергамент посыльному, наказав:

– Отвези это леди Лесли в замок Эрмитаж и проследи, чтобы за тобой никто не увязался.

Катриона не хотела встречаться с мужем, но Ботвелл настоял:

– Ты не можешь быть уверена, что не любишь его, до тех пор пока не посмотришь ему в глаза и не скажешь об этом прямо. Возьми с собой кузину Фиону. Я тоже отправлюсь в Эдинбург, тем более что давно пора ответить на эти нелепые обвинения, будто я занимаюсь колдовством и строю козни королю. Есть и другие дела – если Маргарет согласна дать мне развод, то предстоит подписать кучу бумаг.

– Как ты думаешь, Джейми что-нибудь известно про нас? – спросила Кэт.

– Не думаю. Знает только Хоум, но он не из болтливых. Мы поедем в город тайно. Вместе с нами отправится Геркулес, а когда доберемся до Эдинбурга, он проводит тебя до дома твоей кузины.

– А что, если мне понадобится твоя помощь?

– Я тут же об этом узнаю, дорогая, не бойся. Мы быстро разделаемся каждый со своими делами и сразу вернемся обратно в Эрмитаж.

Они добрались верхом до Эдинбурга и там расстались. Фиона Лесли пришла в неописуемый восторг от встречи с кузиной и, сгорая от любопытства, потребовала скорее все рассказать.

– Сначала пообещай мне, – начала Кэт, – что ни словом не обмолвишься Патрику обо мне. Он остановился в городском доме, а мне, кроме как сюда, больше податься некуда.

– Да я-то дам тебе такое обещание, но Адам все равно ему скажет.

Как только зять вернулся домой, Кэт сразу же его предупредила:

– Если Патрик узнает, что я здесь, то ему станет известно, что это ты посоветовал мне отдаться королю.

– Да я уже сам ему сказал об этом, – сообщил Адам, машинально дотронувшись до челюсти.

– Надеюсь, не забыл добавить, что в действительности Джейми вожделел твою жену, но ты предложил ему меня?

– Но это неправда! – в сердцах воскликнул Адам.

– Да, но я скажу Гленкирку, что дело было именно так, и Фиона подтвердит. Не так ли, кузина?

– Да, – нежным голоском произнесла Фиона, и ее дымчато-серые глаза послали мужу озорной взгляд.

Адам Лесли воздел руки к небу.

– Ну хорошо. Вы, две стервы, победили! Ты получишь у нас приют, Кэт. Но когда Гленкирк узнает об этом, мне как-то не хочется еще раз получить в челюсть.

Кэт успокаивающе коснулась руки зятя.

– Присядь, Адам. И ты тоже, Фиона. Я хочу серьезно поговорить с вами обоими. – Супруги сели, и, глядя на кузину, Кэт произнесла: – Думаю, Адам уже тебе рассказал, что я была вынуждена какое-то время делить с Джеймсом постель. – Фиона кивнула, и Кэт продолжила: – Однажды Гленкирк застал нас и пришел в ярость. Что он сделал со мной, – тебе лучше не знать. Недавно я попросила его о разводе, но он ответил, что не даст согласия, пока мы не поговорим лицом к лицу. За этим я и приехала в Эдинбург.

– Но где же ты пропадала все эти последние месяцы? – удивилась Фиона.

Кэт улыбнулась.

– Этого, кузина, я тебе пока не скажу.

Адам Лесли что-то буркнул и встал налить себе вина: если не хочет говорить, нечего и спрашивать. Но Фиона сразу почувствовала, как изменился голос кузины, и с изумлением подумала: «Боже мой! Да она влюблена! И вовсе не в Гленкирка!»

Фионе отчаянно хотелось понять, кто любовник Катрионы, но она не могла припомнить ни одного мужчины за пределами семьи, с кем кузина поддерживала хотя бы дружеские отношения. Увидев, как помрачнело ее лицо, Катриона усмехнулась:

– Со временем все узнаешь, но не сейчас.

Поняв, что ход ее мыслей разгадан, Фиона рассмеялась.

– Да уж, так просто из тебя ничего не вытянешь.

На следующий день к Кира был отправлен посыльный с известием, что графиня Гленкирк готова встретиться со своим мужем в час дня, если кто-нибудь известит графа об этом.

Гленкирк явился незамедлительно, сгорая от нетерпения. Он был уверен: когда они объяснятся и он извинится перед ней, заверив в своей любви, вся их отчужденность вмиг улетучится. На лице его застыла гримаса боли, когда молодая служанка проводила его в гостиную, где Кэт ждала, и вышла, плотно закрыв за собой дверь.

На графине Гленкирк было темно-синее бархатное платье с высоким воротником и кружевными манжетами цвета небеленого полотна. Ее волосы были собраны в тугой узел на затылке. Это была вроде бы прежняя Кэт, но в то же самое время совсем другая, и с особой ясностью он это понял, когда вместо приветствия она лишь произнесла:

– Патрик…

Голос ее был холоден, и никакого радушия в нем не чувствовалось.

Он бросился было к ней, намереваясь обнять, но словно споткнулся при виде кинжала, украшенного драгоценными камнями, у нее в руке.

– Не прикасайся, иначе эта штука окажется в тебе!

– Милая, сжалься, прошу тебя! – взмолился Гленкирк. – Ты же моя жена, моя любовь.

А вот этого ему говорить не стоило!

– Что-то ты об этом подзабыл два с половиной месяца назад, когда вы с королем по очереди всю ночь насиловали меня! Боже мой, Гленкирк! Я была тебе хорошей и преданной женой в течение тринадцати лет, я никогда не давала ни малейшего повода усомниться во мне. Но стоило увидеть, как король распускает руки, и ты тут же счел виновной в этом меня только потому, что я женщина. А разве вы, мужчины, всегда безгрешны?