Решение было принято мгновенно: расслабленной походкой врача-проктолога, я направился им навстречу. У исполнителей чужой воли были волевые и мужественные лица, будто с плаката «Советский воин бережет покой советских людей». Аники-воины настолько были уверены в себе, что не предали никакого значения вихляющему лекарю…

Меня учили импровизировать — импровизировать в предлагаемых условиях. Когда почувствовал, что пора переходить к активным действиям, то, вскинув руки вверх, кликнул картавым фальцетом:

— Борис Абрамыч, батенька! На секунду-у-у!..

От моего вопля мифический коллега, должно быть, пригвоздился на месте, а два исполнителя непроизвольно принялись поворачивать головы, словно желая глянуть на «батеньку», находящегося за их спинами.

Ускорив шаг, я нанес по беззащитным глоткам удары — нанес их локтями, совершив при этом резкий поступательный скок вверх. Такой боевой прием в «Салюте-10» назывался почему-то: «Песнь о родине». Быть может, по той причине, что тот, кого настигал такой лечебный хук в горло, хватался за него, как тминный тенорок в Большом театре, пытающийся выдавить из себя хоть какой-нибудь живой звук. Впрочем, это касалось тех, кто не терял сознание. Чаще всего, если сила удара не щадящая, то жертва отправлялась исполнять арию уже на паперти преисподней.

Разумеется, щадить врага я не мог — равно как он не пощадил бы меня. Харкая сгустками лабазной крови и суча ногами, две фигуры обвалились на казенные стены. Медсестричка ахнула и хотела кричать от испуга.

— Тсс, — сказал я, зажимая ей рот. — Они искали Левина? — И, получив утвердительный кивок, сообщил: — Они хотели убить его. Понимаешь? Мы должны спасти Петю. Как тебя зовут? — и снял ладонь с её лица.

У медсестры было скуластенькое личико, забрызганное веснушками. Она трудно глотнула и назвала свое имя:

— Мила.

— Милая людям, — улыбнулся. — А я Дима. У нас мало времени, Мила, предупредил.

Не знаю насколько я был убедителен, но девушка последовала за мной, оглядываясь, правда, на бывших спутников, точно поверженных громом среди ясного неба.

Наше явление в палате поначалу обрадовало Петю Левина, потом озадачило до крайней степени, когда я, прихватив его за тулово, дернул из кровати.

— Вы с ума сошли? — запротестовал. — Милочка, что происходит? Я же хочу только по-маленькому…

— Петенька, тебя хотят убить, — отвечала простая, как ивановский ситец, медсестричка.

Гениальный компьютерщик потерял дар речи и пока приходил в себя я успел накинуть на него пижаму и вытолкать взашей из палаты.

Медсестра, привыкшая к экстремальным условиям, вела себя без паники и здраво, указывая путь к спасению. По бетонной лестнице мы сбежали в подвал, похожий на катакомбы, и помчались по нему. Петя Левин держался молодцом, несмотря на известную неполноценность тела.

— Куда бежим? — поинтересовался я скоро. — Не в Америку ли?

— Не, — медсестричка Мила не поняла моей шутки «второй свежести», — на стоянку.

Наверное, нам повезло — повезло во всех отношениях. Это я понял, когда старенький «Фольсфаген», похожий на горбатенького жука, куда наша троица с трудом упаковалась, выкатил за территорию знаменитого богоугодного заведения. Оглянувшись, заметил: к парадному подъезду центрального корпуса, нарушая все инструкции, подмахивают три джиповых коробки и оттуда десантируются люди в темной военизированной форме.

— М-да, — только и сказал я.

— А почему они меня хотят, — вскричал Петя Левин, — убить? Что я им сделал, гадам?

— А вот это я и хочу узнать, — и обратился к медсестре, крутящей рулевое колесом с невозмутимым видом: — Не страшно, Мила?

— Страшно, — передернула плечами, — а что делать? — И поинтересовалась: — Ехать-то куда? Или будем катать по Садовому?

Вопрос был своевременный, и я спросил у нервничающего хакера, имеется ли у него надежный товарищ? Петя Левин завредничал: какой-такой товарищ? Нужен компьютерщик, пояснил, есть идеи. Какие-такие идеи? Хорошие идеи, Петя, хорошие. Хакер зашелся желчным смехом: чтобы и ему руки попортило?

— Петя, — проникновенно проговорил. — Не разгадаем тайны, головы нам не сносить. А без нее, куда хуже, чем без рук.

— Ребята, — вмешалась Мила, — прекратите. Петя все понял.

Словом, с грехом пополам наш новый друг признался, что у него имеется товарищ по имени Родя, который может нам помочь. Живет он недалеко, в районе Москворечья, вместе с прабабушкой — она тугоухая старушка и нам не помешает. Телефонным звонком Родиона можно не тревожить — он не подходит к аппарату, безвылазно лазя в Интернете.

Задав несколько уточняющих вопросов, выяснил, что о существовании петиного гениального коллеги никто не знает, даже в дамском клубе «Ариадна».

— Дамский клуб? — удивилась Мила. — Что это такое?

— Клуб по интересам, — отмахнулся, тыкая в ребра П.Левина, пытающего сказать правду. — Кройка-шитье-вышивка.

Странно, почему-то не хотелось, чтобы эта мужественная девочка знала о том, что есть такая профессия, как «жиголо».

Беззаботное прошлое, где я проживал, как денди, кануло в лету. И вспоминать его не хотелось. Настоящее мелькало за стеклом горбатенького автомобильчика и требовало повышенного внимания.

Как я и предполагал, хакер стал жертвой необъяснимого пока происшествия не случайно. Факт есть факт: за ним, как носителем некой информации, началась охота. Охота за мной — это игры дураков, желающих, допустим, снять головную боль у своих высоких руководителей. А вот почему объявлена охота на компьютерщика? Надеюсь, это мы скоро узнаем. И что? Думаю, «зачистка» местности будет продолжаться, сержант.

Наше кружение по столичным улочкам закончилось у набережной. На противоположном берегу коптили стабильное небо трубы дореволюционного заводика по производству, подозреваю, гладких галош. Над ним трещал фанерный аэропланчик из красного индустриального 1933 года. По реке плыли белые двухпалубные теплоходы 50-х годов. Гостиница «Россия», возведенная в 70-е, походила на огромную стеклянно-бетонную шкатулку. За кремлевской стеной над куполом, выкрашенным в краеведческий купорос, реял трехцветный стяг стагнацирующей власти конца 90-х.

Мы сидели в автомобильчике, словно пытаясь осознать время, в котором находились. Словно отвечая на наш немой вопрос, ударили куранты на Спасской башне.

— У тебя какие планы, Мила? — спросил я. — Вернешься в Склиф? Не боишься?

— А у меня дежурство кончилось, — отвечала медсестричка. — И кого бояться? — Посмотрела на меня заинтересованным взглядом. — Под такой защитой.

Я сделал вид, что не услышал последних слов, отвлеченный требованиями П.Левина решить наконец его давнишнюю проблему. Узнав в чем дело, Мила посмеялась: учись, Петенька, к самостоятельному, так сказать, волеизъявлению. Пострадавший хакер взбеленился: как учиться, черт подери?! Ничего-ничего, успокаивала его медсестра, всему можно научиться, было бы желание. Желание?!.