Заливаясь бодрым лаем, из ельника выскочили две легавые с бренчащими железными ошейниками и побежали вдоль камышей. Не желая лезть на зыбкий лед, они только загоняли в топь беглеца. Ноги Бакчарова деревенели в студеной воде, он выдергивал их из жидкого дна и, сильно подавшись вперед, с хрустом втыкал в новое вязкое место.

«Лезьте за мной!» — злобно думал Бакчаров, забирая все дальше вглубь.

Лед кончился, и он брел уже по пояс в болоте, оставляя за собой проторенную в ряске тропинку. Но вот дно круто ушло в глубину, и он, будто свалившись с обрыва, погрузился с головой в мутную холодную бездну. Вновь этот ровный печальный шум в темноте. Это звук смерти. Бакчаров стал отчаянно цепляться за жизнь. Вынырнул и, чтобы не захлебнуться, ухватился руками за торчащий из ряски мшистый березовый ствол. Ствол оказался мягким, словно из вымоченного картона. Тот смялся и тихо упал на воду. Учитель нащупал гнилое основание неверной опоры и лег на склизский подводный пенек животом. Он затих, стараясь не дышать.

В камышах послышались осторожные голоса пробирающихся людей. Делать было нечего. Бакчаров просто замер, стянувшись в тугой, балансирующий на гнилой свайке узел. Проклятая шинель настойчиво тянула его назад, в предвечную болотную бездну, и он боролся с ней, как со смертоносным врагом. Дмитрию Борисовичу не хватало решимости поддаться этому назойливому притяжению. Но он думал, что сейчас появится ктото и все кончится само по себе, без его участия.

Собаки вновь завелись лаем, но их окликнул совсем близкий голос:

— Дымка, Берлин, ко мне! Фу!

Бакчаров двинулся в воде, качнув вокруг плотный ковер ряски, и повернул голову. Двое мужчин с ружьями удивленно пялились на него — усатый в шапкекубанке и старик в потертом пальто слуги.

— Господисусе! — вырвалось у последнего.

— Прыткий, зверюга! — весело появился в камышах третий в клетчатой английской кепке, осекся и помрачнел. — Живый в помощи Вышнего! Это кто еще?

— Может, сибирский вахлак?

— Без хвостикато? — усомнился четвертый, важный старичок с адвокатской бородкой. — Нет, скорее таежный выродок.

— Боже! Боже мой! — схватился за голову слуга.

— Хватит чушь пороть! Какой к чертям собачьим выродок — в очках и бритый! — строго сказал усач офицерской внешности. — Бабаяга его, что ль, бреет? Грязноват, конечно…

— Не ранен?

— Полагаю, господа, беглый каторжник или ссыльный, — сказал, поправляя очки, пятый.

— Господа, будем богобоязненны. Человек в беде!

— На вас, сударь, что, напали? — крикнули Бакчарову. — Держитесь! Палыч, багор свой давай…

— Кто полезетто? — простонал старик слуга.

— Я, я, — с укором промычал барин с лихими офицерскими усами.

Одеревеневшего безвольного Бакчарова подцепили шестом с крюком на конце, протащили по ряске и как утопленника, всего в тине, выволокли на берег.

— Осторожнее, господа, может статься, безумец или язва какая…

— Нет, точно не выродок.

— Петр Алексеевич, да прекратите вы наконец! Выродок, не выродок! Что вы заладили? Ейбогу!

— А ну, не ссорьтесь! Я, кажется, знаю этого человека. Приезжий учитель. У губернатора виделись, — сказал тот усатый, который лазил за ним в болото. Это был генералмайор Турчилов, начальник томского гарнизона. — Господин Бакчаров, это вы? — спросил он, щурясь от сомнения.

— Ох, как же это вас, барин, угораздилото? Господь Вседержитель! Никак с белым светом прощаться удумали? Да что же это такоето? Смотрите, покрылся пупырышками, хоть на ярмарке показывай!

Окоченевший учитель, ничего не слыша, рассматривал, словно впервые, свои одеревеневшие от длительного напряжения и стужи тонкие кисти.

— Как бы там ни было, господа, — вздохнул генералмайор, не дождавшись ответа, — разведите костер, немедленно достаньте одеяла и водки!

Бакчаров, не в силах вымолвить ни слова, в тупом изумлении окинул взглядом лица суетливо заботящихся о нем людей. Потом, ничем не содействуя им, позволил укутать себя.

Металлическая кружка стукнула о зубы, с клокотом совершил он горько ударивший в нос глоток и сам не понял, то ли притворился, то ли по правде потерял сознание. По крайней мере, в этой суете ему было удобнее так себя чувствовать.

1

Авл проводил своих пленниц до Эфеса и остался в местной гостинице. Ему было грустно не столько изза того, что пришлось так поступить с возлюбленной, сколько изза того, что им вновь пришлось расстаться на длительный срок. Он выпил вина и потом не мог уснуть, так и просидел всю ночь под звездным небом на террасе, глядя на отражение луны в Эгейском море и думая о прекрасной Олимпиаде. Ему казалось, что она поет ему песни, и он боялся, что когданибудь забудет и не сможет так ясно услышать у себя в голове этот голос.

К вечеру Авл вернулся в свой родной город Милит. Нигде не останавливаясь, он посетил своего старого товарища и поручил тому продать дом Олимпиады, подписав необходимые грамоты и пообещав щедрые комиссионные. Потом приехал к дому, на дверях которого была табличка, объявляющая, что хозяйки не будет около двух недель. Он вошел в пустое помещение, снял доспехи, разжег камин и сел перед ним с сосудом вина. Еще идя через сад, он услышал отдаленные раскаты грома и, принюхавшись к запаху надвигающейся грозы, усмехнулся.

Авл слушал раскаты грома, временами отрываясь от еды, чтобы посмотреть на сверкающие молнии. Затем, туго затягивая ремни, неспешно облачился в доспехи, спустился в сад и подошел к коню. Прицепил к седлу шлем, похлопал и погладил животное, немного поговорил с ним и, оседлав, выехал за ворота.

Улицы были совершенно пусты, по ним бурлили грязные ручьи. Авл доехал до места, где собирались христиане. В большом саду, который окружал дом христианских собраний, было полно преторианцев. Центурион въехал в аллею и с интересом наблюдал за бесшумной возней солдат. Потом он свернул в чащу и увидел, что и там много воинов, уже занявших свои позиции.

Авл проехал в глубь сада — ближе к дому, чтобы потеряться среди конных преторианцев. Пешие солдаты торопливо обкладывали связками хвороста грубые стены здания, а всадники сетовали на то, что он совсем сырой. Какойто нервный капитан подскочил к Авлу.

— Легионер! — пренебрежительно сказал капитан, глядя на красный цвет его амуниции. — Немедленно покиньте сад, здесь действуют преторианцы!

Авл не обратил на него внимания. Преторианец промолчал, еще раз пристально посмотрел на Авла, объехал его кругом и ускакал.

Сквозь деревья Авл увидел, что на небольшой полянке в саду суетится пехота, устанавливая легкие осадные катапульты. Он заметил, что у той стены, где была зала для богослужений, творилось чтото интересное: солдаты собирали длинную тонкую трубу из нескольких составных частей, вставляя одну в другую медные трубки.