Марк, мальчик, который никогда не обратился ни к матери, ни к отцу, ни к кому-либо еще из членов семьи или друзей, посмотрел ей в глаза и громко произнес:

— Бу.

— Что Бу? — уточнила мама.

И из Марка полились слова, при этом его голос становился все громче и увереннее.

— Я гладил Бу! Я его причесывал! Я его люблю!

Маленький мальчик сбегал в свою комнату, принес плюшевую собаку и с ее помощью начал описывать все происходившее на сеансе психотерапии. Теперь дар речи утратила мама. Она впервые в жизни слушала и слушала своего сына. А потом он произнес слова, которые она уже отчаялась от него когда-нибудь услышать.

— Мама, я тебя люблю.

«Мне показалось, что распахнулась какая-то дверь, — сквозь слезы рассказывала Эйприл, — и мы наконец-то увидели, что за ней скрывалось. Я благодарю Бога за Бу. Эта собака способна творить чудеса».

* * *

Обожающая создавать устойчивые схемы Вселенная устроила все таким образом, что на следующий день после первого визита Бу в класс «Трамплин» мой врач по репродуктивному здоровью позвонила мне с сообщением, что пора делать уколы.

Сразу после полуночи Лоренс, спавший внизу из-за сильной простуды (он сказал, что не хочет заразить меня в такой критический момент), взобрался наверх и сказал, что задыхается. Одного взгляда на него мне хватило, чтобы понять, что он нуждается в немедленной помощи. Было ясно, что ему очень плохо. Спустя несколько секунд мы уже сидели в машине, которую я вела, как одержимая. Тридцатиминутную поездку в больницу я втиснула в семнадцать минут. Содержание кислорода в крови Лоренса упало с положенных девяноста пяти или ста процентов до семидесяти, и он срочно нуждался в кислороде. Но это была последняя информация о нем, новых сведений я не получала на протяжении последующих трех дней. Лоренс не смог подписать документы, позволявшие врачам сообщать мне о его состоянии, и был так накачан лекарствами, что сам тоже ничего не мог мне рассказать.

Мы с моим врачом понятия не имели, как обстоят дела, и решили начать серию инъекций, как и было запланировано. Ожидание могло привести к тому, что мои яйцеклетки стали бы хуже реагировать на стимуляцию. Более того, если Лоренсу кололи стероиды, а, по мнению моего врача, именно это они и делали, через пару недель качество его спермы могло резко снизиться. С учетом всего вышесказанного нам следовало поспешить.

Ко вторнику я в конце концов вынудила администрацию принести Лоренсу на подпись все необходимые документы, после чего врачи начали со мной общаться. Уже к обеду я поняла, как скверно обстоят дела. Несмотря на все усилия, содержание кислорода в крови Лоренса отказывалось подниматься выше восьмидесяти четырех процентов, и врачи не могли выписать его из больницы, пока уровень не поднимется хотя бы до девяноста четырех. На меня обрушился метеоритный дождь стрессовых факторов. Мало того что я проходила репродуктивное стимулирование, так еще и Лоренс угодил в беду. Ему постоянно кололи стероиды и другие лекарства, названия которых я не могла даже выговорить. Более того, ему собирались делать биопсию легких. Тем временем мне ежедневно кололи фоллистим, и я пыталась сообразить, как мы сможем оплатить дорогие медикаменты для меня и длительное пребывание в больнице Лоренса. (Врачи отказывались отпускать его домой, а страховая компания не собиралась оплачивать его следующую неделю в больнице.) Каждая женщина, проходящая курс лечения от бесплодия, выслушивает лекцию об опасности стрессов и необходимости сохранять полное спокойствие, жизненно важное для успешного зачатия. Впрочем, если стрессы и в самом деле являются такими мощными контрацептивами, то вообще непонятно, как женщины умудряются беременеть.

Мой врач позвонила мне и сообщила, что моя яйцеклетка, единственная, которую я была способна произвести, будет готова выделиться на следующее утро. Следующее утро было субботним, на него планировалось три занятия, и мысль о необходимости сделать сорок восемь звонков, чтобы предупредить людей об их отмене, привела меня в ужас. Не говоря уже о том, что я не знала, как объяснять причину. Мне предстояло встать в полчетвертого утра, помчаться в больницу, к пяти сорока пяти получить контейнер со спермой и не позже шести утра выехать в Центр репродукции человека. Нас ожидал либо грандиозный провал, либо самая забавная история из всех, которые мы сможем когда-нибудь рассказать нашим детям.

— Откуда мы появились? — спросят нас дети.

— Видите ли, — ответим мы, — когда два человека очень сильно любят друг друга, они едут среди ночи в больницу за спермой, чтобы отвезти ее врачу. Врач определит ее в нужное место, чтобы помочь ей встретиться с яйцеклеткой, которая со временем превратится в ребеночка.

Я не знаю, как мне удалось пережить следующий день, но все это я сделала — собаки, сперма, репродуктолог, занятия и прочее. Тем не менее две недели спустя, в день зимнего солнцестояния, результат анализа оказался отрицательным.

* * *

После смерти отца праздники становились все более грустными, но это Рождество стало самым мрачным из всех. Мы с Лоренсом весь день провели дома, наедине с жарким и старыми фильмами. Я позвонила маме и поздравила ее с праздником. Но когда я попыталась связаться с сестрой и ее семьей, они возмутились, что я отвлекаю их от обеда, да так и не перезвонили. Я не говорила никому, кроме мамы, о наших усилиях по зачатию. И даже с ней я не сразу решилась поделиться этой новостью, зная, что для моих родственников это неизбежно станет пищей для насмешек. Но в последние годы наши с мамой отношения потеплели. К тому же после смерти папы она постоянно была в таком угнетенном состоянии, что я решила рискнуть. Я надеялась, что это ее немного подбодрит и она сможет оказать мне поддержку. Я понимала, что, когда умрет и мама, у меня не останется никого, кроме Лоренса и собак. Услышав мои новости, она очень обрадовалась и пообещала никому ничего не рассказывать.

Единственным положительным моментом этого Рождества стало то, что Лоренса выписали из больницы. Вся эта история так его напугала, что мой муж наконец-то обратил внимание на свое здоровье. Двенадцать проведенных в больнице дней даже подвигли его к решению заняться бегом и купить абонемент в спортзал.

Мы с Лоренсом отчаянно надеялись, что нам удастся создать семью, где будет царить любовь, которой мы столько лет учились, а не грубость и жестокость, преподанная нам родителями. У нас еще оставалось достаточно ФСГ для одного курса стимулирования, и мы начали готовиться к повторным процедурам и уколам в надежде на то, что стероиды, которые кололи Лоренсу в больнице, уже покинули его организм и стрессовая ситуация не повторится.

Единственное, что хоть немного меня успокаивало, это поездки с Бу на занятия с детьми из «Трамплина». Если у нас с Лоренсом и не было собственных детей, то по крайней мере мы с Бу могли помочь тем, кто уже появился на этот свет.

* * *

Во время следующего занятия в «Трамплине» Пенни сообщила мне удивительную новость о Марке и его реакции на Бу. Закончив рассказ, она расплакалась, и я не удержалась тоже. Да и кто на моем месте отреагировал бы иначе? И это было только началом, рассказывала Пенни. В дни, последовавшие за приездом Бу, когда она слышала у себя за спиной незнакомый голос, произносивший фразу «Стань в строй!», Пенни сначала холодела от ужаса, но, обернувшись, видела Марка, болтавшего так же непринужденно, как и все остальные. Теперь ей нередко приходилось просить его говорить потише. Это был прорыв, которого никто не ожидал и не мог объяснить. Хотя изредка Марк погружался в привычное молчание, он все равно сделал огромный шаг вперед. Его мама сказала: «Теперь, когда он может поведать нам, что думает и чувствует, мы наконец-то начинаем его узнавать. Он по-прежнему очень милый и ласковый мальчик, но теперь он еще и говорит, и ему есть что сказать!»