— Возмутительно! — всплеснул руками Кефей.

Отбивавшая первый наскок злодеев стража вылила вниз ушат с кипятком. Затем из окон дворца полетели стрелы, но нападающих это не остановило.

— Бры-бру… зр-грм… бло-фрох… — угрожающе донеслось из салатницы, и злодеи изменили тактику.

Залегли за фонтанами и принялись неистово костерить царя.

— М-да… впечатляет, — зевнул Персей. — Послушай, тесть, я уже порядком проголодался, да и Андромеда, наверное, тоже. Когда у вас подают завтрак?

— Какой завтрак?! — в очередной раз всплеснул руками Кефей. — Ты видишь, что сейчас происходит? Кошмар! Катастрофа! Этот придурок с корытом на голове порубил мои яблони.

— С салатницей!

— Ну, неважно.

— Гы-ы-ы… ром… бла-бла… ухфр…

— Ура-а-а! — в запале взревели мерзавцы, разом вскакивая с земли и бросаясь к дворцу напролом.

— Ладно, — вздохнул Персей, снимая со спины верный мешок, с которым он теперь ни на минуту не расставался. — Пора с этим бардаком кончать, я завтракать хочу… Царь, отвернись!

Кефей поспешно отвернулся и даже опустил на лицо ржавый щиток экзотического боевого шлема.

Герой тем временем вытащил из мешка голову Медузы и с победной улыбкой свесил ее с балкона.

ХЛОП!

— Суеверные, гады! — довольно констатировал Персей, любуясь сорока статуями, застывшими в разных позах.

Затем герой спрятал голову Горгоны и коротко бросил в сторону:

— Все, царь, порядок!

Кефей безуспешно дергал ржавое забрало:

— Заело… зар-р-раза!

Неловко лавируя между каменными статуями, по двору колченого промчался преследуемый крокодилисом казначей.

Окно третьего этажа со скрипом распахнулось, и в узком проеме появилось симпатичное личико Андромеды.

— Эй, а что здесь происходит?

— Ты только что проснулась, солнышко? — поинтересовался Персей.

— Ага! Ой, какие красивые скульптуры! По-моему, вчера их тут не было.

Неопределенно мыча, внизу, словно сомнамбула, бродил дерзкий Финей, то и дело натыкаясь на окаменевших воинов своей непобедимой армии.

— А с этим что делать? — задумчиво спросил герой.

Царь с натугой стянул с плешивой головы боевой шлем:

— Да пусть себе живет, плодится и размножается.

— Чем больше в Греции идиотов, тем крепче демократия! — философски изрек Персей, возвращаясь во дворец, где переполошившиеся слуги поспешно накрывали на стол обильный завтрак.

— Скажи мне, зять, — заинтересованно обратился к герою Кефей, — а как ты назовешь свое произведение?

— Как назову? — Персей задумался. — Назову я его… «Общегреческий слет дураков».

— Не очень-то благозвучно.

— А по мне, так в самый раз…

Впоследствии уникальный скульптурный комплекс сделался восьмым чудом Греции, что обеспечило неиссякаемый поток богатых туристов в землю Кифея.

Вы спросите, а какие еще в Аттике имелись чудеса?

Что ж, оглашаю весь список:

1. Каменная пятка Зевса на Аргосе. Часть некогда развалившегося гигантского изваяния. По слухам, приносит удачу.

2. Публичный дом на острове Лесбос.

3. Термы правителя листригонов (великанов-людоедов) Антифата.

4. Огромные каменные лысые головы острова Крит. Говорят, что это остатки статуй жен первого царя Крита. Ночь, проведенная в непосредственной близости от голов, способствует счастью в семейной жизни.

5. Летающий остров Олимп.

6. Дедалова башня в Афинах. Непонятная конструкция из железных, кое-как сцепленных друг с другом прутьев. Говорят, что это незаконченная опора от моста. Дедал же утверждает, что построил так называемый «вызов богам». На Олимпе, по слухам, увидев башню, долго смеялись.

7. Город Дельфы, чья архитектура не похожа ни на один греческий полис. Создавалась (опять же по слухам) одним из оракулов, обожавшим сушеные мухоморы.

Ну а о восьмом чуде Греции вы уже знаете.

Блистательные подвиги, слава, молодая жена — все это, конечно, хорошо. Но пора и честь знать, а вернее, возвращаться туда, откуда ты начал свой путь.

— Ну куда же ты, зять? — размахивал руками и сокрушался царь Кефей. — Погостил бы еще чуток, хотя бы до осени остался.

— Некогда мне, батя, дела неотложные ждут. Засиделся я на одном месте, — так отвечал тестю великий герой, собирая свои скромные пожитки.

Слуги принесли до блеска вычищенные доспехи и заново отточенный меч. Голову Медузы Горгоны Персей им не доверил. Герой лично высыпал в заплечный мешок охапку высушенных листьев мяты, ибо в последнее время голова Медузы стала сильно попахивать вяленой рыбой. Местные рыбаки ходили за Персеем буквально по пятам, доставая идиотскими расспросами, типа: «Мил-человек, где же ты в это время года наловил столько редкого придонного хека?»

Два дурака даже ухитрились украдкой заглянуть в злополучный мешок. Персей в это время купался в море, оставив одежду на берегу.

Поплескался.

На воде полежал.

Возвращается на берег, а там две скульптуры стоят, изумленно склонившись над развязанным мешком.

Ну что ж, ничего не поделаешь, сами напросились. Подумал герой, подумал и назвал статуи довольно оригинально: «В поисках философского камня». А что, и впрямь похоже, тем более что камней на морском берегу было немерено. Бородатые рыбаки вполне походили на греческих философов, в особенности рваной одеждой с солидными прорехами на задницах. Правда, у одного уж больно лицо было умное… но, как говорится, в семье не без урода. Исключение из правил — штука, конечно, неприятная, но довольно закономерная.

А то, что каменные философы смысл жизни у себя под ногами ищут, вообще настоящая находка. Почему смысл жизни, спросите? Так ведь «философский камень» и есть конечная цель существования любого мыслителя. Нашел его — и сразу успокоился, на небо больше не глядишь, к людям добрым с идиотскими заумными разговорами не пристаешь. Благодать. Вот только одна проблема… никто не знает, как этот самый «философский камень» выглядит. Жидкий он, твердый или, может, вообще ряд цифр на восковой дощечке. Жуть, да и только. Так и спятить можно. Оттого, наверное, многие мыслители и кажутся слегка невменяемыми. А как тут крыше удержаться, когда ты толком не знаешь, что ищешь? Каков он, смысл всей твоей бренной жизни? На что похож? То-то и оно.

Короче, статуи вышли что надо. Этакие два «философских камня» в натуральную величину. Конечно, любознательные рыбаки не были философами, но конец их жизненного пути был весьма символичен для какого-нибудь мыслителя, мечтающего если не найти «философский камень», то хотя бы в него превратиться.