Эксперт поднялся и, сдвинув в сторону ребром ладони бутылкуи бокалы, опустил картину плашмя на журнальный стол, ровно освещенный утреннимсветом из открытой балконной двери…

— Видите, какой отличный свет, пока солнце не взошло.Не зря я назначил вам свидание в такую рань. — Он достал из карманалупу… — Впрочем, — проговорил, — тут и лупа не нужна. Вот,смотрите сами. Я сейчас подробно расскажу ход моих соображений. Сделаю вассоучастником, если хотите — соавтором экспертизы. Итак, первое впечатление:холст в приличном состоянии. Полагаю, фабричная грунтовка. Фальк — в отличиеот, например, Кончаловского, который грунтовал холсты сам, — охотнопользовался готовыми советскими холстами какой-нибудь Ленинградской илиПодольской фабрики, впрочем, французскими тоже не брезговал, но то было довойны… Подрамник родной, тоже старый, сороковые годы. Откуда это видно? И тот идругой постарели одновременно под воздействием света. Ну, и естественныезагрязнения. Вот, под нижней планкой подрамника пыли и грязи побольше —взгляните сами. Не говоря уже о мушиных засидах… А мушки тут потрудилисьнемало, но они, родимые, в этом случае наши союзники. Таким образом,убеждаемся, что холст натянут на подрамник отнюдь не вчера. Ну-с, далее, —красочный слой…

Он слегка разогнулся, сморщился от боли в руке… осторожнопомассировал запястье.

— Сказать вам, Владимир Игоревич, на что первым деломобращают внимание эксперты-технологи при отборе проб? На пластичностькрасочного слоя. Воткнут иголку и сразу скажут: «Это написано вчера». Что внашем случае? Видно, что не так давно картина прошла деликатную и оченьпрофессиональную реставрацию по поводу небольших утрат красочного слоя.

— Ух ты, а как вы заметили? — восхищенновоскликнул коллекционер. — Ведь совершенно ничего не видно! Меняинформировали о реставрации, но я не смог…

— А вы присмотритесь… — Эксперт навел лупу нахолст: под увеличительным стеклом выгнулся румяным коржиком конек крыши. —В двух местах: вот здесь… и здесь произведена «мастиковка», то есть подведенгрунт и замечательно точно затонирован. Но краска более… ммм… поверхностная,гораздо более свежая, неужели вы не замечаете? Далее — естественный легкийкракелюр — вот эти крошечные трещинки, — все соответствует временнымусловиям и тому, какие разрушения типичны для Фалька. Казалось бы: состояниекартины полностью отвечает ее провенансу. Но!

Он учительским жестом поднял указательный палец и переждалкрошечную строгую паузу, после чего продолжал:

— Но старый холст можно раздобыть; кракелюр,сравнительно «молодой», подделать нетрудно. Главное — не это, а сам красочныйслой, его жизнь… Вглядитесь в него. Что мы видим? Потрясающую многослойнуюживопись — такую подделать непросто: невероятной сложности вся гамма оттенковсерого и зеленого… Вдова Фалька Ангелина Щёкин-Кротова где-то вспоминает, чтооднажды спросила его: «Ты выдумываешь это огромное количество градаций зеленогоцвета?». Обратите внимание — вам хорошо видно? да придвиньтесь же теснее,ближе, не стесняйтесь, — обратите внимание: в верхних слоях наравне сработой кистью ясно видна работа мастихином. Совершенно фальковская манеразаполнять живописное пространство холста. Куст на переднем плане написан широкои очень обобщенно; взгляд зрителя как бы пробегает мимо и упирается в забор… Посостоянию природы в картине угадывается начало осени, что подтверждаютвоспоминания вдовы — она рассказывала: лето в тот год внезапно кончилось,начались холодные дожди… и это еще одно подтверждение подлинности картины.Смотрите, весь пейзаж буквально вибрирует воздухом; красочный слой в некоторыхместах холста… вот тут… тут… и тут лежит драгоценными сгустками.

Он осторожно и чутко, как слепец, подушечками пальцев обеихрук огладил холст, откинулся и широко улыбнулся, давая углубиться детскидоверчивым черточкам в углах рта:

— Вам ничего не напоминает эта поверхность? А?Например, мозаику… Может, вам будет интересно: для восстановления красочногослоя после частичного просыхания Фальк протирал поверхность холста чесноком —чтобы размягчить верхнюю корку. Александра Вениаминовна Азарх-Грановская, егосвояченица, рассказывала моему другу, который был вхож в дом в годы ее глубокойстарости, что однажды ей стало дурно от резкого запаха в квартире — у нее былааллергия на чеснок. Она пошла на запах и обнаружила на балконе протертуючесноком картину. И хотя со времени написания вот этого пейзажа прошло летшестьдесят, наш знакомый старичок, наш инвалид с Лаврушинского, навернякаунюхал бы своим чудовищным соплом давно угасший запах. Может, и вам повезет?Нагнитесь пониже…

Заинтригованный Владимир Игоревич послушно нагнулся,доверчиво протянул лицо к самой поверхности холста — так тянут дрожащие отстрасти губы к вожделенному лону — и шумно втянул носом воздух. На его серойглянцевой лысине обнаружилась звездная россыпь багровых родинок.

— Ей-богу… — прерывисто вдыхая, взволнованнопроговорил он, — а ведь, ей-же богу, слабый запах… есть! Я, знаете, его иночью слышал. Откуда здесь, думаю, чеснок?

Он выглядел потрясенным, покоренным…и уже ликовал.

— Нет, погодите, — Кордовин остановил его поднятойрукой в синей вязаной перчатке. — Где ваша добросовестность, коллега? Аеще гонорар получаете. Мы не закончили. Итак… В картине, повторим, преобладаетлюбимая палитра Роберта Фалька: серые тона самых разнообразных оттенков — отжелто-зеленовато-серых до фиолетово-серо-жемчужных. Эту общуюсеровато-голубовато-охристую гамму взрывают два пятна: изумрудно-зеленый кустза забором и красная крыша дома… Кстати, это бывший дом священника, с огромнымстарым садом, липы вековые, ветхая терраска… — все можно прочесть ввоспоминаниях Ангелины Васильевны, вдовы. И при внимательном рассмотрении можнозаметить: разнообразные оттенки зеленоватого и красноватого эхом рассыпаны повсему холсту, как бы отзываясь основным цветовым аккордам. Это все тот жеФальк: его удивительная живописная цельность при сложнейших цветовых градациях…Я вижу, вы утомились?

— Что вы, нисколько! — с жаром воскликнултолстяк. — Я наслаждаюсь, я…!

— …ну и, наконец. В углу полотна, на заборе, невесомым,но оживляющим белым мазком обозначена голубка, сидит — нахохлилась в мелкоймороси дождя.

— Голубка, правда! — почему-то умилилсяколлекционер, щурясь и вглядываясь в пейзаж. — Надо же, а я ее и незаметил вначале.

— Вот и лето прошло, как писал один хороший поэт… Всё,Владимир Игоревич!

Кордовин откинулся в кресле, снял очки и устало помассировалприкрытые веки большим и указательным пальцем левой руки.

— Академическим языком выражаясь, это — частноеэкспертное заключение, основанное на тщательном осмотре и анализе живописногослоя картины. А по-простому, по-нашенски: хрен вам такую живопись наклепаютшустрые ребята из подпольных мастерских где-нибудь в Далият-аль-Кармель. Онивсе больше кандинских-малевичей строгают — тех легче подделать. А такойживописец им не по зубам, нет… Вы, конечно, можете еще обратиться вкакое-нибудь солидное учреждение за комплексной экспертизой, с применениемспецоборудования… — маслом каши, как говорится, не-не-не. Но, полагаю,ничего нового они вам не сообщат. Держите, коллега, своего Фалька!