Приглядываясь к нему, Деронда убедился, что Мардохей составляет полную противоположность Когану. Когда после ужина Мардохей ушел в другую комнату, Деронда, обращаясь к Когану, сказал:

– Это, кажется, замечательный человек.

Но тот пожал плечами и ударил себя пальцем по лбу, ясно указывая, что Мардохей, по его понятиям, не в здравом уме.

– Он ваш родственник?

– Нет, – ответил Коган, – я его держу из милости. Он прежде работал на меня, но потом захворал и до того ослабел, что я его призрел. Он – большая мне помеха, но его присутствие приносит благословение нашему дому, и он учит сына. Кроме того, он чинит часы и золотые вещи.

Деронда едва мог удержаться от улыбки при этой смеси доброты и желания оправдать ее расчетом. Деронда ушел, не добившись никакого результата, но хотел придти через месяц для выкупа кольца. Он твердо решил тогда поближе познакомиться с Мардохеем, который его сильно заинтересовал и от которого он мог узнать все подробности о Коганах, между прочим, и причину, – почему нельзя было спрашивать у старшей г-жи Коган, – была ли у нее дочь.

Деронда на некоторое время должен был уехать в поместье сэра Гюго. Когда он возвратился в Лондон, у него на квартире жил Ган Мейрик, который вернулся из Рима и которого Деронда уговорил раньше поселиться у него, так как у м-с Мейрик было тесно.

Зайдя к м-с Мейрик, Деронда увидел, что Мира казалась веселее прежнего и в перый раз при нем смеялась, рассказывая, как Ган представлял различные пародии, не меняя костюма.

– До приезда Гана мы не думали, что Мира умеет смеяться, – заметила м-с Мейрик.

– Какое счастье, что сын и брат возвратился в этот дом, – произнесла Мира: – с каким удовольствием я слушаю всегда, как они вспоминают все вместе о прошлом. Небесное счастье иметь мать и брата; я этого никогда не испытала.

– И я также, – невольно добавил Деронда.

– Как жаль, – продолжала Мира; – мне бы хотелось, чтобы вы в жизни видели одно доброе.

Последние слова она произнесла с жаром, устремив глаза на Даниэля.

Мардохей был большой мечтатель. Уже давно замечая, как его физические силы все более слабеют, и чувствуя умственное одиночество, он пламенно желал найти юное существо, которому мог бы передать все сокровища своего ума, найти душу, настолько близкую, чтобы она продолжала работу его жизни.

Постоянно изучая людей с одной неизменной целью, он, наконец, ясно определил, чего искал; он пришел к тому убеждению, что желанный человек должен представлять полную противоположность ему. Такой еврей, образованный, хорошо развитой, энергичный, должен вместе с тем отличаться красотой, силой, здоровьем, быть изящным человеком, привыкшим к светскому обществу, красноречивым и не нуждающимся в деньгах. Он на себе должен доказать, что блеск и величие доступны евреям, а не оплакивать судьбу своего народа среди нищеты и физического бессилия. Составив в своем уме идеал отыскиваемого человека, Мардохей часто бродил по картинным галереям, английским и заграничным, но редко встречал на картинах юное, красивое. величественное лицо, способное на геройские подвиги. Однако, он не унывал и верил, что мечты его осуществятся.

За последнее время жажда воплотить свою идеальную жизнь в другом существе становилась все пламеннее по мере того, как я с нее выяснялась фигура физической смерти. В таком настроении он впервые увидал Деронда в книжной лавке. Лицо и вся фигура молодого человека поразили его необыкновенным сходством с идеалом, который он носил в сердце. Тем большее отчаяние почувствовал он, когда Деронда сказал, что он не еврей.

Но когда он увидал Деронда в тот же день за столом у Коганов, то нееврейское происхождение Деронда потеряло для Мардохее всякое значение, и первое впечатление воскресло с новой силой. Теперь он постоянно видел Деронда, во сне и наяву, в лучезарном свете рождающегося дня.

Мардохей знал, что незнакомец придет для выкупа своего перстня, и ждал его с нетерпением.

Между тем, и Деронда неотступно думал о нем. Раз он в лодке отправился в Сити, в книжную лавку Рама, где надеялся увидеть Мардохее. Думая о семействе Коганов, о которых он хотел собрать сведения у этого чахоточного еврея, он мало-помалу задумался об этой странной личности.

Занятый подобными мыслями, Деронда греб изо всей силы и вскоре подплыл к мосту, где он хотел выйти. Было четыре часа, и серенький день медленно умирал среди пурпурного блеска заходящего солнца. Деронда утомился от тяжелой гребли и, передав весла яличнику, надел пальто и, случайно подняв голову, неожиданно увидал Мардохее, пристально смотревшего на него с моста. Мардохей уже давно заметил приближавшуюся лодку и не сводил с нее глаз с каким-то нервным предчувствием… Деронда замахал ему рукой, и Мардохей торжественно снял шляпу…

Деронда вышел на берег и подошел к Мардохею.

– Я к вам, в книжную лавку, – сказал Деронда, здороваясь.

– И я ожидал вас, – отвечал Мардохей торжественно. – О, я жду вас здесь уже пять лет.

Впалые глаза Мардохее с глубокой любовью смотрели на Деронда, который быль глубоко тронут этой нежностью, хотя невольно вспомнил намек Когана на сумасшествие Мардохее.

– Я буду очень рад, если могу быть вам полезен, – искренно ответил он.

– Пойдемте в книжную лавку, – продолжал Мардохей, – мне уже пора: Рам скоро уйдет и оставит нас одних.

Через десять минут они были уже в маленькой, освещенной газом, книжной лавке.

– Вы не знаете, что привело вас сюда и соединило нас, – сказал Мардохей; – но вы видите, что жизнь моя быстро склоняется к закату, что свет меркнет. Вы пришли вовремя.

– Я рад этому, – с чувством ответил Деронда.

– Все это видимые причины, – почему я в вас нуждаюсь, – продолжал Мардохей, – но тайные причины относятся к давнему времени моей юности, когда я учился в другой стране. Тогда мои идеи и были ниспосланы мне свыше, и я почувствовал, что в сердце моем бьется сердце всего еврейского народа. Я учился в Гамбурге и Гетингене, изучал судьбы моего народа и знакомился со всеми отраслями науки. Я был молод, свободен и не знал бедности, потому что с детства научился ремеслу. Я пламенно стремился собрать еврейский народ в одно место, найти для него свой центр. Но все, к кому я ни обращался, отворачивались, от меня; я обращался к влиятельным, знатным и богатым евреем, – но никто меня не хотел слушать. Я говорил, что наши высшие наставники совращают нас с истинного пути, а мне отвечали: «Не вам их учить!» Правда, я тогда был уже беден, удручен семейными заботами и являлся к богатым в нищенской одежде, со связкой еврейских рукописей.

– Я доставлю вам средства для напечатания вашего труда, – сказал Деронда.

– Этого мало, – поспешно ответил Мардохей: – вы должны быть не только моей правой рукой, но моей второй душой, второй жизнью. Вы должны иметь мою веру, мои надежды…

Мардохей положил руки на плечо Деронда, и лицо его сияло торжеством.