Одинцов шумно вздохнул, чувствуя влажную липкую испарину на коже. Под многометровым щитом скалы было не так жарко, как на Поверхности, но все-таки камень даже ночью оставался нагретым до двадцати семи-тридцати градусов. Днем температура еще повышалась, и от зловония и вечной духоты, царивших в пещере, было совсем невтерпеж. Гнусная клоака! Хуже, чем пустыни и тропические джунгли на любом из земных континентов!

За циновкой, загораживающей вход, послышалось осторожное сопенье, потом в каморку просунулась голова. Кто-то из молодых… подросток, которого Бур использует на посылках… как его — Квик, Квок, Квак? Одинцов не мог вспомнить его имя.

Квик-Квок-Квак, от великого почтения втянув носом воздух, хрипло произнес:

— Бур послал… Ты идти, смотреть мясо!

Придется идти смотреть мясо, то есть пленников. Как ни крути, он был третьим человеком среди айритского клана, занимая почетное место после Бура, вождя, и Касса, дряхлого колдуна. Но Касс, по большей части, только заговаривал раны, его уже не интересовали ни женщины, ни даже мясо, которое он не мог разжевать из-за отсутствия зубов.

Одинцов поднялся, застегнул на талии пояс с кинжалом, влез в плетенные из коры сандалии и направился к выходу. Квик-Квок-Квак, подобострастно изогнувшись, отвел циновку в сторону, затем потрусил следом — в качестве почетного сопровождения.

Пленники, десятков шесть, были уже построены на берегу у озера, между котлом и дровяным складом. Неведомо по какой причине, лишайник над этим местом люминесцировал сильнее всего, и хитрый Бур всегда разглядывал здесь новое пополнение, решая, кого в котел, кого в соплеменники. На этот раз немедленная смерть чужакам не грозила, ибо трупов после ночной битвы было предостаточно. Их уже разделывали в отдаленном углу огромной пещеры, и Одинцов старался не смотреть в ту сторону.

Почесывая волосатый живот, под которым свисал огромный пенис — не меньше, чем у носорога, как всегда казалось Одинцову при взгляде на этот чудовищной инструмент, — вождь неторопливо прохаживался вдоль шеренги пленных в сопровождении десятка воинов с дубинками. Ему надо было выбрать двенадцать самцов и пять самок, чтобы возместить потери в недавнем бою. Одинцов во время этой важной операции выполнял роль советника и ассистента.

Он подошел и встал рядом с вождем, возвышаясь над ним на целую голову. Бур повернулся к нему всем корпусом, мощные мышцы перекатились под клочковатой рыжей шкурой, когда вождь вытянул лапу в сторону шеренги.

— Ты смотреть, Од, смотреть хорошо! Вот это… это — не мясо! Это — хорошо! Это — сильный, толстый… Од хочет?

Отсутствие родов, спряжений и склонений в языке айритов делало речь вождя несколько путаной, что искупалось жестами. Одинцов проследил направление вытянутой руки Бура и мысленно охнул. Ему опять предлагали самку! Все правильно: крепкую толстую самку с грудями, свисавшими до пупа.

— Толстый, очень-очень толстый, — продолжал нахваливать свой товар Бур, и кончик его пениса дрогнул от вожделения. — Од и этот толстый — хорошо! — Он облизал пересохшие губы.

Одинцов отрицательно покачал головой:

— Нет. Бур и этот толстый — хорошо, очень хорошо! Бур — вождь, Бур — первый, Бур брать самый-самый толстый!

Бур огорченно вздохнул, подарив тем не менее толстой самке многообещающий взгляд.

— Другой? — вежливо поинтересовался он, поведя лапой вдоль шеренги, в которой было не меньше половины женщин. — Од хочет другой?

— Нет. Все самый толстый — Бур. Остальные — мясо.

Ему нелегко дались эти слова, хотя он ничего не мог изменить. Конечно, все остальные — в котел. Иного исхода не существовало.

— Од — хорошо? — сказал вождь с явно вопросительной интонацией. Нахмурив лоб, он построил более сложную фразу: — Од — здоров?

— Здоров, как окопная вошь! — подтвердил предмет его отеческих забот и, вырвав у ближайшего стража дубинку, переломил ее о колено. — Од здоровее орангутанга! Но это не значит, что он будет жрать обезьянье мясо и заваливать этих вонючих самок!

Бур, смущенный потоком незнакомых слов, произнесенных вдобавок на русском, почесал темя. Все-таки этот Од ненормальный! Не хочет самку! Правда, к нему, к вождю, проявляет полное почтение… Конечно, Бур выберет самок, половину руки… или даже больше… Мяса вдоволь, и можно прокормить еще пару-другую женщин…

Он мотнул головой, приглашая Одинцова проследовать вдоль строя.

— Бур, Од идти, смотреть дальше. Смотреть хорошо! Выбирать!

Два предводителя сделали несколько шагов, потом Бур остановился и ткнул кулаком в челюсть крепкого кривоногого парня.

— Это! — Затем он критически осмотрел соседа избранника, покачал головой и вдруг оживился — следующей стояла упитанная молодая самка. Вождь ткнул ее тоже. — Это? — Он вопросительно посмотрел на Одинцова.

— Это, это! — подтвердил его ассистент. Что ж, выглядели эти троги не хуже остальных.

Еще несколько шагов.

— Это, это, это, это! — Кулак вождя работал без перерыва. Одинцов вел подсчет.

Они подошли к концу шеренги.

— Это, это, эт…

— Хватит! — Одинцов положил ладонь на волосатое плечо. — Рука… половина руки… и два! — Свои вычисления он сопроводил наглядной демонстрацией: растопырил перед физиономией Бура пальцы обеих рук, потом — одной, потом показал еще два пальца.

Вождь в раздумье поскреб отвислую нижнюю губу.

— Два? — спросил он, в свою очередь показывая два пальца. — Два — толстый? Хорошо?

— Хорошо, — согласился Одинцов. Кто он такой, чтобы возражать вождю, если тому угодно увеличить свой гарем еще на пару самок? В конце концов, они хотя бы будут избавлены от котла!

Он сделал шаг вперед и увидел темные молящие глаза, странно живые и блестящие на неподвижном обезьяноподобном лице. Юноша, почти подросток… Коренастый, но крепкий и сильный, длинные руки с цепкими пальцами свешиваются едва ли не до колен, сквозь курчавый, еще редкий мех проглядывает коричневая кожа, губы довольно тонкие — для трогов, конечно. Но главное — взгляд! Этот парень хотел жить, в отличие от остальной толпы живого мяса, примирившегося со своей участью. Такое желание подразумевало и более тонкие чувства… во всяком случае, можно было надеяться, что они существуют.

Одинцов резко остановился и ткнул юношу кулаком в челюсть — точно так же, как Бур.

— Это!

Вождь, презрительно скривившись, оценил его выбор.

— Нет толстый! — вынес он вердикт. — Нет хорошо! Мясо!

— Это! — настойчиво повторил Одинцов, снова ткнув парня, на сей раз в ребра. — Это! Это — Од — хорошо!

— Од — хорошо? — Губа у Бура недоуменно отвисла. При слове «хорошо» мысли вождя работали в определенном направлении, а эротических изысков более цивилизованных обществ троги пока не ведали.

— Од — хочет — себе — второй! — пустился в объяснения Одинцов. Числительные играли важную роль в иерархии клана трогов. Первый означало главный, старший. Второй в определенных ситуациях, указывало на помощника, заместителя и вообще близкое к первому лицо. — Это — второй — Од! Второй — Од — хорошо!