Он безнадежен, говорил тогда себе Харлан, размышляя о Уэйне, ибо остальное его не касалось. Вот и сейчас он чувствовал к Эмме Перселл только спокойное любопытство.

Харлан нахмурился, поняв, что давно не чувствовал даже спокойного любопытства.

— Мистер Маккларен?

Харлан чуть не подпрыгнул — нечто новенькое и даже чересчур — он так погрузился в размышления, ЧТО каждый мог подкрасться к нему. Последние несколько недель он крайне чутко реагировал на каждый легкий шорох, будто был окружен опасностями.

Харлан посмотрел в направлении звука голоса, хотя знал, кто это. Эмма стояла у трапа. Она уже не казалась смущенной, недоброжелательность ушла, но чувствовалась та же напряженность. Помедлив, Харлан ответил:

— Мисс Перселл?

Выражение, которое появилось у нее на лице, отражало частично облегчение, частично признательность, что было заметно даже при слабом освещении пристани. Со своего места Харлан смотрел на нее немного свысока: высота «Морского ястреба» составляла два с половиной метра, а сейчас судно поднялось еще выше из-за прилива.

То, что судно поднялось так высоко, он заметил, когда Эмма окликнула его по имени, которого он ей не называл. Опять на краткий миг возникло любопытство, но он его тут же подавил.

— Могу я поговорить с вами немного, мистер Маккларен?

— Харлан, пожалуйста, — сказал он, решив почти в последнюю секунду не говорить ей своего прозвища Мак, на которое отзывался в последнее время. — Вам это нравится?

— Эмма, — ответила она почти машинально. — Что вы имеете в виду?

Он обвел взглядом «Прелестницу».

— Парусник никогда не будет красивым. И Уэйн не слишком занимался им. Он всегда был… несколько неряшливым.

Бьюсь об заклад, это касалось не только банок с пивом и бутылок со спиртным, подумал Харлан, но вслух ничего не сказал. Он вовсе не собирался осуждать того, кто выбрал свой жизненный способ преодоления душевной боли.

— Я хотела поговорить с вами не об этом, — сказала Эмма.

— Я и не собирался говорить об этом, — сдержал он усталый вздох и подумал, что уйти от разговора не удастся. — Вы можете подняться на борт.

Эмма раздумывала, глядя на яхту так, будто ее приглашали на корабль инопланетян.

— В противном случае, — промолвил Харлан спустя минуту, — я буду орать отсюда, если только вы не против, чтобы наш разговор было слышно по всему пирсу.

Как он и предполагал, этот довод убедил Эмму. Она шла по трапу с опаской и огромной осторожностью. Харлан поднялся с места и протянул ей руку. Но она либо не заметила ее, либо сделала вид, что не заметила, чему Харлан поверил больше.

Когда Эмма взошла на палубу, Харлану показалось, что она немного успокоилась, чувствуя твердую поверхность под ногами. В кают-компании горел свет, и Эмма мельком взглянула на нее. Кают-компания выглядела, как комната в любом хорошо меблированном доме — просторная и удобная, и это, казалось, совсем успокоило Эмму.

Он пригласил ее жестом в пустой шезлонг напротив себя.

— Если только вы не слишком замерзли и не хотите войти внутрь.

— Нет, все в порядке.

Харлан пожал плечами.

— Ответ в стиле жителя Калифорнии.

Эмма нахмурилась.

— Почему вы решили, что я из Калифорнии?

Он включил наружное освещение, и палуба наполнилась светом.

— Этот загар, — намекнул он, многозначительно глядя на ее светлую кожу и усаживаясь в шезлонг.

Эмма сделала вид, что не заметила его слов. Харлан улыбнулся, давая понять, что это шутка. Вежливо улыбнувшись в ответ, Эмма присела в шезлонг.

— Ваш двоюродный брат был родом из Калифорнии, как я предполагал, — произнес Харлан.

Она словно не заметила его высказывания и резко начала:

— Я хочу спросить вас о той последней ночи.

— Берем быка за рога?

— Это очень важно для меня. Вы сказали, что видели Уэйна за час до… этого.

Она все еще не может произнести слово «смерть», заметил про себя Харлан. Прошло около месяца, а она все еще не может выговорить его.

— Перед тем, как он умер? — подчеркнуто произнес Харлан, свою тактичность он оставил в подвале Манагуа. — Да, я его видел. Примерно за час до того, как его нашли там плавающим лицом вниз.

Он жестом показал в направлении «Прелестницы». Эмма посмотрела в сторону парусника, потом повернулась к нему. Ее глаза расширились, лицо побледнело. Харлан увидел, что Эмма кусает губы, словно хочет сдержать крик или всхлипывание. И вдруг почувствовал себя настоящим подлецом за то, что был с ней так жесток.

— Послушайте, я немного устал, — сказал он. — Простите, что я так выразился.

Очевидно, она не поверила ему, но не стала заострять на этом внимание.

— Он был на самом деле так пьян той ночью?

Лоб Харлана прорезали глубокие морщины.

— Полиция не сказала вам?

— Они сообщили об уровне алкоголя в крови. Я спрашиваю, казался ли он вам сильно пьяным?

Харлан тревожно заерзал на месте.

— Каким он казался мне, ничего не доказывает. Я знавал парней, которые выпивали в два раза больше и вели себя, как трезвые, и таких, кто выпивал половину, но не мог передвигаться.

— Но если он был таким пьяным и вел себя, как трезвый, каким образом он упал в воду?

Харлан забеспокоился.

— Я не сказал, что он был пьян, это было его обычное состояние.

Эмма остолбенела от изумления. Харлан, сдерживая чересчур резкие слова, спросил:

— Когда вы в последний раз видели его?

— Три или четыре года назад. Но мы общались по телефону до… — она остановилась, размышляя, пытаясь вспомнить. Потом ее губы слегка искривились, и она добавила: — До того, как он приехал сюда, я полагаю.

Харлан поднял руки.

— Не вините меня. Я здесь всего несколько недель.

— Я не виню вас, — сказала Эмма слегка поспешно.

Но вы, по меньшей мере, интересуетесь, не приложил ли я к этому руку, сказал он про себя и добавил вслух:

— Когда я появился здесь, он уже катился вниз по своей дорожке.

— И что это была за дорожка?

Харлан пожал плечами.

— Меня не беспокоят дела других людей.

— Если бы беспокоили, возможно, Уэйн был жив! — выпалила она.

Харлан не ответил, потому что говорить было нечего. Он не мог даже опровергнуть ее слова, ведь это могло оказаться правдой. Потребовалось бы объяснение, отчего он так мало общается с другими людьми, но Харлан не собирался ничего объяснять.